9.
На улице мороз стал сильнее и жестче, солнце спряталось в ледяной, серой дымке, поэтому бежать до дома пришлось быстро, не сворачивая. Только у магазинчика на первом этаже съемной, но уже такой родной, квартиры Мау позволил себе остановиться, чтобы купить сыра, овощей и тушенки для себя и своей богини, которая стояла рядом у прилавка с гордой осанкой и шмыгала красным девичьим носиком.
В уютной квартирке Мау было довольно темно, хрупкие лучи солнца с трудом пробивались сквозь тучи и обветшалые занавески старых, пыльных окон. Молодые люди устало скинули обувь и прошли в комнату. Ана мигом заняла кровать, свернувшись калачиком под толстым одеялом. Измученному журналисту пришлось устроиться на кресле. Сегодняшний день оказался поучительным для него: не стоит ввязываться в авантюры, когда твоим напарником становится существо из иного мира. Богиня, как называл ее зеленый товарищ, явно превосходила Мау во многом: силе, опыте, знаниях, лидерских качествах и талантах. То, что казалось человеку невероятным, пугающим, бессмертная воспринимала легко, не заостряя особого внимания на таких вещах, как мировые катастрофы, смерть людей, разрушение судеб. После общения с Непенфом Мау понял также и то, что богиня сама не прочь поиграть с судьбами и историей цивилизаций, без особого энтузиазма, видимо, но такое случалось.
Мужчина подошел к столу, развернул принесенные пакеты и стал нарезать бутерброды для себя и котенка. Из-под одеяла минут пять как торчали пушистые рыжие ушки, и слышалось громкое полусонное мурчание.
- Я сделал тебе бутерброд, поешь, как человек.
За спиной у Мау зашуршали простыни, девушка встала.
Мужчина повернулся, подавая кусок хлеба и застыл.
Юная красавица стояла перед ним абсолютно нагая и терла глаза маленькими кулачками.
- Отвернись, муравей. Мое идеальное тело не для тебя, скоро оно исчезнет, и как после этого ты будешь смотреть на настоящих женщин? Глупец.
- Вот еще. Не такая уж ты и идеальная, грудь, как у тринадцатилетней, смотреть не на что.
Конечно же, Мау так не думал и не чувствовал: такой бархатной кожи, тонкой талии и длинных ног он никогда не видел, даже модели из журналов и билбордов со своим всепоглощающим фотошопом меркли перед Анахит, однако признаться было стыдно и унизительно. Эти соблазнительные нимфетки до хорошего не доводили, уж он- то знал.
Ана натянула выцветшую футболку Сокс, состроила ехидную гримасу и попыталась сесть с бутербродом на кресло, но, передумав, и, положив его на подлокотник, вальсирущим шагом приблизилась к высокому, стройному азиату.
Он стоял в растерянности и смотрел в ее удивительные золотые глаза, глаза кошки, женщины, богини и убийцы. Единственным желанием осталось притронуться к пухлым губам, настолько манящими они казались. А рыжеволосая соблазнительница, не отступая ни на шаг, смотрела на Мау, высоко задрав пушистую курчавую головку, явно потакая его порочным мыслям.
И вдруг заговорила низким приглушенным голосом, словно давались слова с трудом:
- Я не женщина, Мау, я – то, что вы зовете энергией, силой, мифом. Я пришла сюда, как карающая сила, и должна выполнить предназначение. Ты мой раб, слуга, хотя сила твоей крови и крови предков дает возможность быть господином. Не мне, но моим созданиям. Но об этом позже. Завтра днем отведи меня на центральную площадь, хочу посмотреть на статую вашего вождя.
Инанна улыбнулась и села уплетать сочный мясной деликатес.
- Прошу тебя, не совершай то, что задумала. Я не смогу помешать тебе и знаю, что никто не сможет. Я сделаю все, что попросишь, буду рабом, но не карай остальных.
Деви Шри кротко улыбнулась вынужденному рабу и столь близкому теперь существу, вспышка на мгновение озарила маленькую комнату. Бенгальский огонек потух, и от него остался на полу комок рыжей шерсти с янтарно- золотистыми глазами на хитрой мордочке.
10.
Утренние лучи мирно убаюкивали волнами еле сдерживаемой энергии. Планета кишела жизнью, даже в лютый мороз на этой части шара созидание и бурный рост новых существ в почве, в воде, в организмах родителей давал надежду, что не все потеряно и радовал, возбуждал силу в крошечном теле.