К концу вечера, когда отец Габриэля Элай, травил очередной анекдот под смех зрителей и аппетитный яблочный кугель, Мау точно решил, что зеленоглазая невысокая шатенка, косо поглядывающая на чужака, станет его женой. Слишком необычной она была для него. Хаос страстей вломился в его спокойную, размеренную вселенную и растоптал к чертям галактику разума и благочестия.
Молодая еврейка упивалась своей властью над парнем, заставив в любовном порыве сделать ей предложение всего лишь через пару месяцев после знакомства. После этого она спокойно уехала на три года учиться за тысячу километров от дома, прекрасно понимая, что Мау теперь никуда не денется и будет ждать ее возвращения, как верный пес.
Так и случилось.
Мау без особых проблем окончил колледж, пару месяцев проработал помощником пекаря, и, как только открылась вакансия корректора в местное отделение известного на всю страну журнала, ушел с головой в новую работу, практически сразу же дослужившись до помощника главного редактора. Ни о чем и ни о ком, кроме работы он не думал, только ночами его будоражили сны, где зеленоглазая красавица блудливо трется пышной грудью о его грудь и томно водит пальчиком по губам неопытного молодого мужчины.
Мау тосковал по пухлому ротику невесты, ее резвому уму и острому языку.
Вернулась Мария, став еще краше, чем в юности. Девятнадцатилетняя блондинка совсем не стеснялась показывать своих пышных форм, щеголяла на высоченных каблуках и в уж слишком короткой юбке. Родители при встрече с выпускницей обомлели от такого вида дочери, но сказать ничего не смели, ведь скоро их драгоценное дитя навсегда покинет отчий дом.
Мау также был не в восторге от вида и поведения будущей жены и лишь ночами, в постели с возлюбленной забывал страхи и предавался ласкам, которые дарила слишком уж опытная в свои годы девушка. Только после нескольких лет брака мужчина осознал, что его чутье ничуть не подвело, Мария оказалась развратной и любвеобильной дамой, каждая отлучка из дома которой сопровождалась последующим наплывом новых ухажеров.
В итоге, после трех с половиной лет жизни с Марией, он имел худощавую блондинистую стерву, не помышлявшую о детях, кучу долгов, деньги от которых уходили на модные наряды для нее же и шрамы на теле и лице от избиений любовников и собственно от любимой жены.
Единственным утешением для вечно мрачного и дерганного Мау была работа, где он раскрывал свои таланты и душевную глубину.
При последней ссоре, пьяная, разукрашенная, как кукла, супруга выкрикнула те слова, которые измотанный мужчина ждал давно:
-Я ненавижу тебя! Ты ничтожество! Ты нужен был лишь для того, чтобы сбежать от надоевших тупых предков! А теперь я хочу, чтоб ты сдох!
Она швырнула в него бокал с вином, который держала в руке, как факел, чтобы сжечь, наконец, опостылевшего мужа. Он упал у ног Мау. За бокалом последовали его собратья, которые, как пули, свистели у головы уже раненного в сердце человека. Мау пытался увернуться. Один из бокалов достиг цели и зазвенел от удара о лицо мужчины. Несколько острых осколков вошли в плоть, отчего кровь несколькими крупными струями потекла на льняную рубашку бледно- лавандового цвета.
- Прости, что не сдох,- прорычал молодой человек.
Ярость, на которую он раньше был неспособен, вырвалась наружу вместе с кровью из ран. Жадный до плоти, голодный без смертельных битв азиат схватил самый крупный осколок и рванул к миниатюрной зеленоглазой деве, чтобы вырвать из ее груди сердце и сжечь на костре своей ненависти. Но в ту секунду, когда стекло впилось в артерию на шее Марии, чуть царапнув кожу, на место первобытного воина вышел человек, с душою, такою же огромной и светлой, как у младенца.
Мау опустил руку, жена ничком свалилась на холодный пол. Ее трясло, но теперь не от ненависти к мужу, а от страха и уважения перед силой духа вчерашнего ничтожества.
Мау ушел, ушел навсегда.
4.
Белая пелена начала рассасываться, вместо нее вокруг мужчины возникли бледные очертания комнаты. Кожаное кресло все также беспечно стояло у противоположной стены, бурчал и жужжал полупустой холодильник. Тикали часы на запястье лежащего на кровати человека.