В дневнике Зиночки, без числа, было занесено следующее: "Господи, научи меня, что делать... Мне страшно жить; страшно подумать о будущем, а ведь, кроме меня, еще трое младших детей. Когда я смотрю на Милочку, мне все представляется ужасный треск швейных машинок в мастерской m-me Жанет, потом эти подозрительныя женския тени, которыя бродят вечерами по улицам, как бездомныя собаки; наконец я вижу нагло освещенныя окна "Аркадии", где погибшия девушки продают свой последний позор... Дай мне силы, Господи, вразуми, научи!.. Я не ропщу на свою судьбу, я буду работать все ночи напролет, но поддержи тех, кто меньше меня... Благодарю Тебя, Господи, что Ты открыл мне глаза, и с радостью принимаю посланное Тобой испытание. Есть много людей лучше меня в тысячу раз, и они без ропота несут свой тяжелый крест, и я пойду за ними, как младшая сестра".
До этого времени Зиночка молилась сама и заставляла детей молиться дома, но не решалась итти в церковь: ее удерживала мысль о знакомых, с которыми можно было там встретиться. Этот ложный стыд теперь отпал как-то сам собой, и Зиночка в первое же воскресенье повела всех детей в собор, куда раньше ездили молиться. Дети одевались скромно, даже очень скромно, но чистенько; были вымыты, причесаны и чувствовали, что их готовят к чему-то торжественному. Зиночка имела теперь такой же строго-ласковый вид, как m-lle Бюш, и в церкви выстроила всех детей в один ряд перед собой, как это делала гувернантка. В соборе все было по-старому: тот же ветхий старичок судебный пристав, который стоял на своем обычном месте, точно не сходил с него все время, пока Зиночка не бывала в соборе. Он поклонился ей и любовно посмотрел на детей. Зиночке сделалось вдруг так тепло: какое-то особенное благоговейное спокойствие наполнило ея душу: она нашла себе и помощь, и поддержку, и новыя силы. Бог услышал ея молитву... А она, малодушная, еще так недавно стыдилась своей бедности и своего труда. Человек, замерзающий и заблудившийся в неоглядной снежной пустыне, вероятно, испытывает то же, когда завидит призывный огонек какого-нибудь жилья. Зиночка молилась усердно и горячо, и все лицо у нея разгорелось. Обедня показалась ей такой короткой, а она еще хотела молиться. Все здесь отвечало ея душевному настроению, и слова неумирающей любви она повторяла шопотом про себя.
После обедни старичок-пристав степенно подошел к ней и ласково начал разспрашивать, где они живут, чем занимаются, здоровы ли. Он приласкал мальчиков и на прощанье проговорил:
-- А ваша гувернантка, бедняжка, в больнице...
-- Как в больнице?-- воскликнула Зиночка.
-- Расхворалась что-то... Конечно, в новом доме она постеснилась безпокоить людей, а в больнице-то удобнее. До свиданья, сударыня...
М-lle Бюш в больнице -- это было так неожиданно и поразило Зиночку, как удар грома. Отчего же она ей ничего не написала до сих пор? Наконец, для нея нашлось бы место и у них в квартире. Вернувшись домой, Зиночка поскорее устроила завтрак и затем отправилась в больницу. Милочка поймала ее в передней и, спрятав лицо в платок, глухо зарыдала.
-- О чем ты, Милочка?
-- Мадмуазель умрет...-- всхлипывала она, сдерживая душившия ее рыдания.
-- С чего ты это взяла, глупенькая?.. Перестань.
-- Нет, умрет... Непременно умрет. Возьми меня с собой...
Зиночка ничего не говорила детям, куда идет, и удивилась догадливости сестры: доброй девочке подсказало ея детское сердце. Взять ее она не могла, потому что до больницы было около двух верст, да еще и неизвестно, что она там сама найдет. Успокоив Милочку, она торопливо отправилась в далекий путь -- нужно было пройти весь город из конца в конец. Стоял последний день масленицы, и все улицы кишели народом. Занятая своей миссией, Зиночка не боялась теперь ни пьяных, ни молодых людей, оглядывавших ее с ног до головы, ни лошадей, когда переходила через улицу. На одном таком переходе ее чуть не смяли налетевшия вихрем беговыя санки,-- Зиночка даже вскрикпула, когда над самым ея ухом раздалось: "берегись!"... Она видела только большую серую лошадь, которая пронеслась мимо нея стрелой. Когда Зиночка оглянулась, ее точно что кольнуло в сердце: ведь это была ея "Рогнеда"...