- Вчера ночью я разогнал девчат. Ох, Лида, Лида, - качает головой, - ох, шельма-девка.
Я расспрашиваю его о мудаке Марате. И то, что дело спустили на тормозах, меня совсем не радует.
- Пойми, иначе Еву могут отправить в детский дом.
- Как она вообще здесь оказалась? - этот вопрос давно не даёт мне покоя.
- Ох… это печальная история. У неё в семье большое горе, - лицо Александра Владимировича становится задумчивым. - Её брат погиб, а отец под следствием.
Значит, я был прав на фото её отец и брат. Этой девочке будет непросто здесь. Такое место, как интернат, не для неё.
- А мать?
- Насколько мне известно, она умерла еще при родах Евы. Есть дядя, но он живёт в Германии. Дядя собирается забрать Еву, но требуется время для сбора документов, - вздыхает.
Последняя новость меня почему-то не радует. Я понимаю, что это лучший вариант для Евы. Но при мысли, что она уедет, мне становится как-то не по себе, внутри зашевелился червячок досады. Не хочется, чтобы она уезжала в Германию. Понимаю, это эгоистично с моей стороны, но ничего не могу с собой поделать.
- Хочу ещё раз поблагодарить тебя за то, что не допустил ужасной трагедии.
Отмахиваюсь. Мои мысли заняты семьей Евы. Слишком много совпадений с Ней... А, может...
- Мне пора, - говорю учителю.
- Я рад, что ты оберегаешь эту девочку, ты хороший парень, - Александр Владимирович крепко пожимает мне руку.
- Я позабочусь о ней, - обещаю ему.
По дороге к машине врубаю свой телефон. Куча пропущенных от пацанов. Черт, я пропустил репетицию. Звоню Назару и сообщаю, что подъеду сразу в клуб.
Концерт, как и обычно, проходит в бешеном ритме. А после нас ждут фанатки, столпившиеся возле гримерки. Кто-то тычет мне записную книжку для подписи, кто-то - футболку, а кто-то… фу, бл*дь, трусики. Брезгливо возвращаю их хозяйке и скрываюсь за дверью. Хватаю свои вещи, машу на прощание пацанам и еду домой. На этот раз они ничего мне не говорят, провожая молчаливыми взглядами, и я рад этому, потому что не могу объяснить, не то что им, но даже себе, свое душевное состояние.
Мои мысли вновь и вновь возвращаются к Еве. Слишком много совпадений, и я не могу их больше игнорировать. И если... Черт... Я не знаю, как быть со всем этим и как себя вести.
Дома принимаю освежающий душ. Надо привести мысли в порядок и ещё раз все обдумать и сопоставить факты. Воспоминания накрывают меня, как бы мне этого не хотелось. Я стараюсь не возвращаться к прошлому, но память - такая зараза, не дает забыть ничего, особенно плохое. Закрываю глаза, подставляя лицо по струи воды. В голове отчетливо всплывают воспоминания…
«- Знаешь, моя дорогая сестренка, я тебя очень люблю, но могу и подзатыльник отвесить. Повторяю, нехорошо подслушивать и подглядывать за старшим братом, а тем более шантажировать. Это не прилично. А если ты папе расскажешь про меня, то я тоже расскажу, что ты котенка блохастого приволокла домой и устроила ему купания в нашей ванне. И забирать из школы не буду. Я тебе не няня...
- Между прочим, котенок был очень несчастный и маленький, и я не могла его оставить на улице в дождь. Папа всегда говорит - надо помогать беспомощным.»
Девчонка. Брат. Тогда котенок, сейчас щенок. А еще… один отец.
«- Гера, почему этот мальчик поет на улице? Гер, а почему он на улице на жизнь зарабатывает? Он что, бездомный? У него нет мамы, как у нас, да?»
И матери у них уже в то время не было. Слишком много совпадений. Может ли такое быть? Ведь я ее искал тогда, а она... появляется сейчас, как снег на голову. Бррр... Мистика. Закрываю воду. Надо узнать имя брата Евы. И... брат ее все время называл…
«Меня зовут Ева. Это только папа и Гера называют меня Цветочек, нууу, еще и няня иногда. Мама и папа очень хотели дочку, и когда я родилась...»
Цветочек… Вот зацепка.
Выйдя из ванны, я уже чётко знаю, как проверить свои подозрения. Хватаю телефон и пишу сообщение Еве:
«Спокойной ночи, Цветочек!»
Палец зависает над кнопкой отправить. Громко выдыхаю и нажимаю.
[1] Руслан Федорак
Глава 11
Ева
Буквы расплываются от подступивших слез. Как давно меня никто так не называл. Господи, что за злая шутка... В груди нарастает ком, давящий на грудную клетку, от которого становится трудно дышать. Из меня вырывается приглушенный всхлип, а вместе с ним необходимый глоток кислорода, заставляющий мои легкие снова дышать. Почему... почему он меня так назвал? Если бы Дэн знал, как одно это слово вскрыло еще даже не затянувшиеся душевные раны... Чтобы приглушить разрывающие меня изнутри рыдания, утыкаюсь в подушку и даю волю слезам.