Азиза — судя по особо паскудному взгляду, — хорошо его расслышавшая, весьма ожидаемо напустила на морду святоневинный вид, будто прицепившийся к ним с Уиндом придурковатый мужик был не более чем старым да славным пустынным местом, и, заприметив новый кусок бесполезного говна, тут же принялась восторженно о том верещать:
— А вот здесь мы мочим жуков!
— «Мочите»? Правда? И в каком же, позволь полюбопытствовать, смысле?
— А вот в таком. Жуки эти лоно… ложно… ложнощитовками называются, живут там, где много трупов скопилось, их же и едят. Нам с ними повезло: обычно там, где мы собираем зубы, находим и колонию этих жуков, ловим, забираем с собой, отмачиваем в бочках с горячей водой, а из полученной субстанции через неделю-другую получаем замечательный красный цвет. Он очень красивый и яркий, мы красим им одежду, разрисовываем дома изнутри, иногда даже добавляем в еду, если готовим её к какому-нибудь важному дню. Вкус, правда, из-за этого портится и отдает сгнившей трупятиной, но если добавить забродившего спирта — всё нормализуется, и блюдо становится изысканным и интересным.
Мальчишка, бредущий рядышком с Джеком, как-то вяло поежился, сподобившись, вероятно, задуматься над тем, чем его в подобном месте вообще могли потчевать, и пусть мужчине, ощутившему погладившее по загривку злорадство, отплачивающее за все высосанные из него нервы, и захотелось что-нибудь едкое да колючее по этому поводу сказать, он, черти его всё дери, не успел этого сделать опять — задравшая по самые гланды деваха клинически не ведала, когда стоило захлопнуть свою крысиную варежку да остановиться:
— У нас еще термы есть, хоть и мыться в них обычно никто не ходит, несколько лавок, где мы обмениваемся тем, что нашли за пределами деревни, школа для тех, кто хочет, чтобы его забирали с собой на охоту — это очень почетное и увлекательное занятие, пусть и опасное, потому что те, кто ушли, часто больше никогда не возвращаются: поэтому у нас и осталось так мало мужчин. Иногда мы проводим праздники, конкурсы, чтобы люди могли отвлечься от повседневных трудностей и развеяться… Совсем скоро, кстати, будет проходить День Щенков! Вы ведь можете остаться, посмотреть и даже, если захотите, принять участие! Победителям всегда достаются хорошие и полезные награды и они имеют полное право забрать себе все зубы, что успели в процессе праздника собрать!
Феникс, поначалу рассеянно слушавший, а затем вдруг посеревший, почуявший подкравшееся дерьмо, бесшумно, но ощутимо проскуливший, отчего желание над ним поиздеваться отпрянуло и издохло, вскинул на мужчину глупо-наивные непонимающие глаза, как будто умоляющие сделать так, чтобы ему послышалось, что-нибудь не то подумалось, чтобы хренов праздник оказался безобидным фарсом или, на худой конец, чтобы чертова Азиза им просто-напросто мелочно да по-детски лгала.
Азиза между тем была искреннее некуда и, по наивности душевной не догадываясь, что творила своими словами с чересчур впечатлительным мальчишкой, так и не приспособившимся к жизни вовне, неунывающе продолжала:
— К этому дню мы спариваем собак и стараемся сделать так, чтобы суки встречали его беременными, готовыми с часу на час разродиться. Мы перестаем их кормить, чтобы они слабели, затравливаем, выпускаем в пустоши, даём подальше отбежать от деревни и, возможно, избавиться от бремени, а потом выходим на охоту: охота длится примерно сутки, и тот, кто вернется в село с наибольшим количеством туш, шкур да зубов, считается победителем. Если так получается, что находится несколько человек с одинаковым количеством трупов, то, значит, победителей несколько. Затем мы все вместе помогаем их освежевать, варим суп или режем мясо на жаркое, а зубы — это личное поощрение каждого участвующего, тем более что зубы щенят ценятся так же высоко, как и зубы людей, а то, порой, и выше: собак ведь остаётся всё меньше, доверяют нам сейчас только кобели, мясо у них паршивое и жесткое, так что их мы используем для того, чтобы обрюхатить суку, а суки — те, которым удается выжить и сбежать — слишком быстро дичают и к людям больше не приближаются. Вы слышали когда-нибудь о волках, которые как будто бы когда-то населяли эту землю? Так вот щенки выживших сук уже в третьем или четвертом поколении матереют, становятся крупнее, сильнее и агрессивнее, они часто набрасываются на нас сами, окружают стаей и терзают до тех пор, пока труп становится невозможно узнать, и у нас снова становится принятым называть таких собак «волками».
— Занятная шутка судьбы и занятный праздничек, ничего не скажешь… — Джеку, говоря честно, было на услышанное наплевать: резали — и резали, и хер бы с ними, и гребаным пацифистом он не являлся никогда, признавая и за собой кишащую да толкающуюся вагонетку тошнотных грешков, но… Всё это говно гнобило мальчишку. Гнобило настолько, что тот, вытаращив под ноги больные распухшие глаза, сам того не замечая, инстинктивно ухватился за мужскую руку и, сжав ту так крепко, как только мог, принялся скрестись ободранными колкими ноготками, без слов показывая, насколько ему услышанное претило… А раз претило ему — значит, автоматически да механически претило и тут же почерневшему Джеку. — Правда, знаешь ли, деточка… Вот если бы там надо было резать не псов, а кого-нибудь покрупнее, потемнее да, желательно, чтобы еще и ходил на двух ногах — тогда бы я с удовольствием участие в этом вашем торжестве принял, а так… лучше уж воздержусь, к глубочайшему моему сожалению.
Азиза, снова обдавшая его тем взглядом, за которым стояла отнюдь не маленькая девочка, а устрашающе зрелая женщина, заточенная в не подходящее по возрасту неуклюжее тело, изогнула линию пухлых просмоленных губ, отозвавшихся холодными мурашками по напряженной мужской спине, и, то ли притворившись, что ничего не слышала, то ли приняв так нелепо угрожающие слова к сведению, отцепившись от дернувшейся Фениксовой ладони, вприпрыжку поскакала вперед по петляющей грязной дороге, напевая что-то про чистые голубые сердца в запеченных горчичных горшочках, волшебных синих антилоп из волшебных синих саванн, древне-старую шаманью ворожбу да таких смешных, таких предсказуемых и безвозвратно попавшихся на кусок подпорченного мяса…
Обращенных из человека волчьих щенят.
========== Chapter 11. Voodoo ==========
— И что же за отбросы ты пытаешься нам скормить? — с брезгливым недоверием уточнил Джек, скептически оглядывая поданную к столу сервированную дрянь: дрянь нарезали огромными волокнистыми шматками, вымочили в каком-то блевотном темно-буром соусе, накрошили сверху полупрозрачной белой фигни, похожей на засушенных мертвых личинок, и запечатали в тяжелую глиняную миску, которую, наверное, ни разу за время её долгой глиняной службы не мыли…
Вернее, сервирована порция была для одного лишь Уинда, а для мешающего Джека Азиза совершать лишних телодвижений не собиралась, просто-напросто запустив глинобитной посудиной в мужчину наудачу, надеясь, что тот её не поймает и хорошенько пришибется, а потом досадливо подгрызая трухлявые ноготки: мужчина, черт бы его побрал, поймал, да так поймал, будто именно этого поступка ждал и не мог дождаться.
Дрянь выглядела абсолютно неаппетитно, отталкивающе, в чём-то и где-то ужасно и, по мнению Джека, гораздо хуже, чем всё вместе собранное то, чем их потчевали в треклятых сотах: мясистые квадраты были не красными там или серовато-коричневатыми, как положено, даже не белыми, а в прямом смысле потрясающе синими, почти светящимися, кое-где уходящими в страшные черные-черные подпалины, будто в тех местах залегла несрезанная жуткая гниль. На самом посудном дне, намертво прилипшее к грязным стенкам, разлилось кроваво-алое пюре из нахваленных ранее, торжественно раздавленных да замоченных жуков, только эти конкретные бедолаги приготавливались на скорую руку, поэтому домочиться до конца не успели — твари время от времени подергивали длинными хитиновыми лапами и, если как следует придавить ложкой, самозабвенно выделяли густой да смачный красный окрас.
— Мясо голубого гну, на что же еще оно похоже? — Азиза, сидящая напротив, отхлебывающая из здоровенного обшарпанного стакана черный травяной настой да преспокойно болтающая под столешницей обутыми ногами, то и дело задевающими матерящегося Пота, выглядела так, словно искренне недоумевала. — Не знаю, о каких отбросах ты говоришь, потому что это мясо принято считать самой редкой пищей из всего, чем можно полакомиться в наших краях. Так что вместо того, чтобы воротить нос, лучше бы порадовался тому, какой ты счастливчик, Джек. Поблагодарил бы, что ли, Феникса, что тебе выпал шанс столь изысканное кушанье за просто так отведать. Другие бы тебе обзавидовались, а ты вон неблагодарный какой.