— Твою мать!
Анна с вытаращенными глазами и колотящимся сердцем вскакивает на ноги и за две секунды изобретает план: туалет, душ, потом одеться, бегом в метро, и за рабочим столом она окажется через сорок пять минут. Еще не успев додумать эту мысль, она сдергивает носки, трусы и лифчик и голышом несется по коридору в ванную, при этом жидкое содержимое в желудке взбалтывается и вызывает тошноту. Анна встает под душ, не дожидаясь, пока нагреется вода, через тридцать секунд уже вылезает и собирает разбросанные по гостиной вещи. Поднявшись по лестнице, она спешно натягивает не привлекающую внимания одежду: черный джемпер с высоким воротником, черные джинсы — и убирает волосы в хвост. Затем хватает косметичку и мчится вниз по лестнице, надеясь накраситься в метро.
Сграбастав в коридоре сумку и пальто, Анна заглядывает в кухню, чтобы выпить воды. И застывает на месте. Помещение изменилось, все переставлено непривычным образом, в котором ее глаза пытаются найти смысл. Маленький стол переместился в середину, и на нем расставлен красочный строй разных предметов: пакет апельсинового сока, полная кофеварка, подставка с тостами, миска фруктового салата, гармошка из конвертов, а в центре, между столовыми приборами и чашками, тарелка, накрытая другой тарелкой. На прикрепленной к холодильнику магнитной доске характерным для дислексика почерком Пита написано: «С днем рождения, соня! Приятного завтрака!» Анна прикасается к кофеварке — кофе холодный как лед. И что делать со всем этим добром? Она не хочет ни есть, ни пить и испытывает раздражение из-за того, что ей снова навязывают то, о чем она не просила. Может, выбросить все это? Анна снимает тарелку, прикрывающую другую, — внутри красивый тост с омлетом и пюре из авокадо. Сернистый газ ударяет ей в нос, желудок сжимается, и Анна подносит руку ко рту, сдерживая тошноту. Она бежит по коридору и падает на колени возле унитаза; горячее месиво хлещет из нее фонтаном. Едва она успевает сделать несколько рваных вздохов, как извергается очередная порция едкой жижи. Анна отплевывается и хватает ртом воздух. Третий рвотный позыв выбрасывает лишь вязкую, тягучую слизь, четвертый — только воздух, и все заканчивается. Анна опускает голову на сиденье унитаза, тело ее подергивается. Среди желто-коричневой пленки, покрывающей воду, видны зерна граната, которые так красиво, как рубиновые звездочки, обрамляли заказанного ею вчера цыпленка. Эта мысль мелькает у Анны за секунду до того, как она нажимает кнопку смыва.
Анна спешит по Моубрей-роуд, затем по Кавендиш-стрит, на переходах ускоряясь до легкого бега. Острые гребни крыш, карнизы и трубы домов отчетливо выделяются на фоне невыразительного белесого неба. Небо дня ее рождения. Анна думает о спящем телефоне в кармане и обо всех эсэмэсках с поздравлениями от мамы, теток, а может, даже и от брата. Среди них будут и вчерашние сообщения от Джеффа, скорее всего с выражением недоумения или беспокойства, но, вероятно, и с упреками. Странно думать, что первое из них он, наверно, послал стоя на платформе, через несколько минут после ее побега, и с тех пор сообщение терпеливо ждет, когда его прочтут. Где оно находилось все это время? Прыгало между антеннами и линиями электропередач, ожидая, пока включится телефон, чтобы радиоволны преобразовались в цифры, буквы, слова, смыслы? В таких раздумьях Анна подходит к станции, шагает по просторному и темному кассовому залу, поднимается к открытой платформе, где видит, что следующий поезд прибудет через три минуты. Именно на это она и надеялась — задержка небольшая, но она как раз успеет купить кофе в киоске, встроенном в здание станции. Первая приятная новость за день.