Блондин удивлённо кивает.
— Курода. Возьми сумку, — протягиваю её. Он берёт вытянутой рукой и охает, не ожидая такой тяжести. Хотя чего там, пять кило, не больше. — Когда Такехиса начнёт счёт, дашь её мне. Вопросы?
— Вы рассчитываете так просто уложить Кодзиму? — не выдержал Курода.
— Если бы ты половину той энергии, что тратишь на страх, тратил бы на веру, тебе не о чем было бы беспокоиться.
— На веру… в вас?
— В то, что ты бессмертное, состоящее из энергии духовное существо. Которое из-за своей веры в материальность реальности, не верит ни во что больше и боится смерти. И в итоге получает то, во что больше всего верит. Смерть.
— Но все умирают, Китано-сан, — глядя на испуганного Куроду вмешивается Такехиса.
— Правильно, — снова улыбаюсь я, — просто некоторые — насовсем.
— Как это? — окончательно запутался Курода.
— Вот скажи, что будет с тобой после смерти? Во что ты веришь?
— Понятия не имею!
— Вот видишь. Вся твоя энергия веры направлена в никуда. В итоге, после смерти ты станешь слабым призраком и тебя сожрут.
— Кто? — интересуется серьёзный Такехиса.
— Другие призраки. Таков процесс утилизации агностиков в этой Вселенной. Так что советую поверить во что-нибудь. Во избежание. О вот и парк. Смотрите-ка, какая толпа нас встречает!
— Мы все умрём, — пробормотал Курода.
Наверно не стоило с ним говорить на тему смерти перед стрелкой? — подумал я, а потом до меня донесло тонкий аромат энергии страха трёх дюжин человек. Этого бы не хватило, чтобы прочесть их мысли, если бы они не выражали их друг другу.
— Хренасе!
— Всего пятеро!
— Это какую же запредельную уверенность надо иметь!
— И кто из них новый защитник Хекикуу?
— Попробуй догадаться, умник!
— Да это урод какой-то!
— Он ещё хуже, чем о нём говорят.
— А на вид какой-то нарик.
— Он говорит, что не принимает наркотики.
— Ага. И что вырвет кишки любому, кто будет обсуждать его внешность.
— Да он не слышит…
— А почему он смотрит прямо на нас и улыбается?!
— И что у него с волосами?
— Не знаю, в прошлый раз они были зализаны.
— То есть он просто пользуется лаком для волос, а вот это вот всё — его обычное состояние?
— Похоже он решил не сдерживаться.
«Боже, сколько же их здесь! — очень громко думал рядом со мной Курода. — Какого хрена я сюда припёрся!»
«Если испугался, то ещё можешь свалить отсюда» — телепатически отвечает ему Такехиса.
«Кодзима-сан, наверное, чувствует себя очень одиноким, раз он привёл с собой столько людей» — прозвучало эхо мысленной эмоции от моего внутреннего Китано.
«Нет, — отвечаю ему, — все эти люди пришли драться с нами по совершенно ненужной причине. Они бы и рады не связываться с нами, но не могут. Их связывает кодекс банды. Чтобы они могли побросать свои мечи и уйти, мы должны дать им повод. И если даже этот повод их очень сильно напугает, то это лучше, чем если бы они начали драться всерьёз, и кто-нибудь мог пострадать. Кодзима — не в счёт. Он боксёр и для него это дело привычное. Зато если всё пойдёт по плану, то большинство этих парней вообще завяжут с бандой и в будущем станут жить нормальной жизнью. Это ли не хорошее дело?»
«Я ничего не понимаю, — отвечает мне Китано. — Но я должен это остановить!»
Думаю, для избегания путаницы в самоидентификации, мне стоит называть его Китано Первый.
«Я всё понимаю. И остановлю их. Верь мне».
«Хорошо» — соглашается Китано 1.
А я, кроме привычной радости от поглощения страха и адреналиновой бури перед боем с самым сильным противником из тех, с кем я встречался в этом мире, почувствовал, как недовольная часть души Китано успокоилась.
Главное не забыться и в самом деле кого-нибудь не распи… нет. Разум, не имеющий цели — блуждает в потёмках. А моя цель на данный момент — собрать как можно больше энергии. Так что больше ужаса богу ужаса!
— Все помнят, что должны делать? — тихо спрашиваю свою бригаду.
Кивают.
— Стойте здесь.
Иду навстречу Кодзиме с каждым шагом чувствуя себя всё лучше. Кажется, поглощая чужие страхи я разучился бояться сам. Хочется пошутить, чтобы разбавить гнетущую атмосферу.
Не доходя десяток метров до стоящего перед строем своих миньонов, Кодзимы, останавливаюсь, развожу руки в стороны, как для объятий и громко, с широкой и радостной улыбкой доктора Ливси, произношу культовую фразу из 90-х.