Внезапно толпа вокруг вздергивается и приходит в разбуженное движение. Соседний рейс объявил посадку. Большая половина пассажиров снимается с насиженных мест и принимается суетиться сумами и пакетами, стягиваться к стойке перед рукавом-трапом, формируя неровную змею очереди.
Этой волной смывало и девочку. Ее приземистые плосколицые родители вскакивают со скамьи и начинают о чем-то спорить, быстро, сбивчиво, перебивая. Мужчина раскидывает по плечам пару сумок, неаккуратно задевает ими женщину, на что та отвечает гневной тирадой. Пара, не обращая внимания на девочку и увлеченная спором, пробирается к концу очереди. На полпути мужчина замирает, шарит руками по карманам и растерянно обращается к женщине. На что та еще более раздражается, размахивает руками, визгливо кричит. Мужчина краснеет, его лицо вытягивается и становится похожим на морду провинившейся собаки. Он сбрасывает с плеч груз и судорожно, обеими руками шарит по карманам снова, растерянно бормоча под нос. Тут его лицо светлеет, улыбка облегчения жирным пятном растекается по широкому вспотевшему лицу. Он достает из заднего кармана стопку документов, видимо паспортов и посадочных талонов. Глупо улыбается. Рукавом вытирает лицо. Женщина локтем толкает мужчину в бок, рывком отбирает документы и, не оборачиваясь на мужчину, направляется к стойке. Тот, продолжая бормотать, собирает с пола сумки, семенит следом за женщиной. Блаженная улыбка не сходит с его лица. Они все еще не вспомнили, что забыли о ребенке.
Я с удивлением перевожу взгляд на девочку. Та неподвижно сидит на скамье. Спина выпрямлена. Руки сложены на коленях. Порожняя коробка с едой с парой аккуратно сложенных палочек лежит сбоку. Девочка молча смотрит вслед уходящим родителям. Вдруг она неожиданно поворачивается ко мне. Ее острый, смелый, взрослый взгляд сквозь узкие щели раскосых век приводит меня в ступор. «Что ты на меня уставился?!!» - говорит этот взгляд. От неожиданности у меня замирает дыхание. Я не могу пошевелиться. Мы смотрим друг другу в глаза, кажется, целую вечность. Я чувствую себя смущенным, сбитым с толка, пойманным на месте преступления. Кажется, что я – провинившийся неразумный ребенок, а она - взрослый мудрый родитель. Еще, кажется, она знает, что все это время я наблюдал за ней, представлял ее будущее, вторгался в личное пространство. Но тут она вдруг улыбается, едва заметно, словно рябь слабого ветерка пробегает по ровной водной глади. Взгляд становится мягким, добрым, понимающим. Исчезает неловкость, и я ощущаю, как приятное тепло волной растекается от центра груди по всему телу. Кажется, что она все знает про меня, понимает и сожалеет.
Резкий визгливый окрик прерывает наваждение. Плосколицые родители стоят у стойки и судорожно машут руками, подзывая дочь. Девочка отворачивается, встает со скамьи, оправляет одежду. Потом подхватывает розовый рюкзак и легкой походкой направляется к родителям. Через мгновение они все пропадают в чреве телетрапа.
Я выдыхаю. Собираю себя из разбросанных кусков в одно привычное целое. Опрокидываюсь на спинку скамьи и снова сверяюсь с серым диском часов под потолком. За окнами по-прежнему идет дождь и гудит отрывистым звуками аэропорт.
Конец