В общем-то, пары дней ей хватило, чтобы понять: он — тот самый маньяк, которого она боялась всю свою жизнь; тот самый маньяк, о котором рассказывала страшилки старшая сестра; тот самый маньяк, из-за которого Мася семь лет назад купила газовый баллончик, а в прошлом году — электрошокер. Больше она не могла расслабиться — ей постоянно казалось, что он ходит за ней по пятам, слушает её телефон, и даже — чего греха таить — подглядывает ей в окно, несмотря на двенадцатый этаж и полнейшее отсутствие балкона. Мася купила сумочку побольше — чтобы электрошокер влез, и отныне, находясь не дома и не в офисе, всё время держала на нём руку.
А незнакомец продолжал ходить за ней по утрам. На третий день, и на четвёртый. И на следующей неделе — шёл, не догонял и не отставал. Но настал одиннадцатый день их знакомства; Мася была примерно на полпути на работу, когда услышала, что он ускорил шаг и догоняет её. Маньяк начал действовать, решила она; прикусила кончик языка и сняла в сумочке электрошокер с предохранителя.
Встреча
Костя решил, что не надо сразу верить своему «счастью»; если уж сама природа, само проведение вздумало его подставить под такой удар, стоит подвергнуть судьбу ещё одному испытанию; он создал ещё одну, как ему казалось, невыполнимую схему. Костя придумал так: если он будет видеть её каждое утро в течение десяти дней, то это — действительно судьба, и придётся-таки смириться.
Удивительно, как он не подумал, что она только-только устроилась на работу в компанию на его же этаже, и ходит на работу точно в то же время, что и он. Что бы там ни было, вторая схема сработала тоже, и, как бы он не пытался уйти от этой «обязанности», пришлось признать жестокий факт: выхода нет, надо действовать.
Всё утро одиннадцатого дня, пока он ехал в метро, он раздумывал над тем, как бы ему с ней заговорить. А вдруг ей будет неинтересно? А вдруг она замужем, или, чего доброго, не той ориентации? Костя мучился, осознавая, что сегодня впервые по-настоящему попробует заговорить с незнакомой женщиной; но что поделать, если он дал себе обещание и обязан его выполнить?
Как и полагалось, женщина ехала вместе с ним на эскалаторе. Так же, как и всегда, она зашла в магазин вместе с ним. Так же, как и всегда, пошла его путём. Он шёл за ней, и отчаянно орал — про себя — мол, давай же, догони её, сделай что-нибудь; будь, наконец, мужиком, ты же обещал, так держи слово, — кричал он на себя внутри своей головы. Он достал платок из кармана, протёр лоб. Кое-как запихал платок обратно.
А может, — подумал он, — не надо вестись на собственные провокации. Ну, придумал какую-то ерунду когда-то давно, что теперь, мало ли кто что придумывает по юности. Если все суждения, идеи, мысли, которые приходят в голову юнцам — да перетягивать в последующую взрослую жизнь… да вымрут все тогда. Чего это я так вцепился в эту свою схему, глупый какой.
Прекрати ныть! — прикрикнул он на себя; про себя, разумеется. — Дал обещание — так выполняй, ты долго ждал возможности его выполнить. Вперёд. Вперёд. Вперёд, гнусный тупой неудачник!
Он ускорил шаг. Расстояние стремительно стало сокращаться.
Вы бы посмотрели… нет, не так; вы только посмотрите, как действие переместилось в настоящее, и происходит прямо сейчас, у вас на глазах. Он догоняет её, и тянет к ней руку, и от его руки, как от Ахиллеса до черепахи — всё меньше, и меньше, и вот рука почти достигает её плеча; сейчас, сейчас его пальцы сомкнуться, удерживая её тонкую конституцию; расстояние сокращается, и секунды становятся всё длинней. Двенадцать сантиметров. Шесть. Три. Масину руку сводит от напряжения. Она чувствует спиной, как к ней тянутся пальцы, в воображении похожие на истекающие отвратной слизью щупальца. Она вот-вот развернётся, и ударит преследователя током; секунды становятся всё длинней, пространство — всё более и более упругим, напряжённым, наэлектризованным. Три секунды. Две. Одна. Сверху на них падает огромный белый кит.