Все это сборище словно того и ждало, чтобы Филин, подняв глаза, обнаружил его, как ждет толпа родственников вокруг умирающего для последних распоряжений. Почти одновременно все возбудились и что-то громко, яростно заговорили.
- Ты мне энто, ты не того - свиноцид! - резким, глухим, загробным голосом рявкнул малиновознаменный, хотя Филин вроде ничего подобного не говорил. - Вы за свой свиноцид скоро ответите, и ой как ответите!
Он поднял свой бархатный стяг на максимальную высоту и взвеял его, несколько раз энергично мотнув туда-сюда.
- Доколе издеваться-то будете, сволочи? - с какой-то странно ласковой, неуместной улыбкой вопрошала работница в оранжевом. - Сами на машинах, с блядями прохлаждаетесь, а мы? Выходит, хуже блядей?
- Но я всего лишь корреспондент, я не могу вас переселить, обустроить, обеспечить...- По ходу своего объяснения Филин понял, что эти люди собрались вовсе не для того, чтобы слушать, и любые оправдания будут одинаково бесполезны. Даже первоначальные челобитчики, родственники Василисы, через тонкий барьер забора словно зачумились толпой и поглядывали на Филина косо, неприязненно.
- Корреспонденты самые виноватые, - криво сказала Василисина мать (или свекровь),- раньше, как вас не было, и беды никакой не было - ни тебе землетрясений, ни попрошайничества, ни блядства. Кабы тогда про Ваньку мово не прописали, до сих пор бы жил.
Даже представительный потихоньку примкнул к линчевателям, понимая, что может стать ближайшей мишенью народной ярости.
- Вместо реальной помощи приехали искать сенсации на материале народного горя, - заметил он.
И все же, представительному следовало помалкивать.
- Тебе, Василь Андреич, хорошо, - взъелась Василиса Родионовна, - ты себе особняк-то вон какой отгрохал, даром что треснутый.
Андреич успел только плечами пожать, а обвинения в его сторону уже сыпались градом:
- Ты миллиарды наворовал и еще миллиарды наворуешь!
- У тебя энтот дом треснул, а в городе три нетреснутых осталось по два этажа!
- Ты от Похерова кредиты берешь, а мы в сберкассе на раскладушках ночуем, не дай-то Бог!
- А ну постойте, господа-товарищи-мужики! - Андреич строго поднял ладонь для привлечения внимания, но время строгости ушло.
С быстротой электричества искра злобы пронзила всех одновременно, и тот (или та), который в другой раз, индивидуально, затащил бы симпатичного корреспондента в гости, закормил бы его и утомил чрезмерным вниманием, а к Василию Андреевичу и близко не посмел бы подойти, теперь злобно кривил рот, сжимал кулаки и брызгливо выкрикивал подлые слова:
- Поотожрались тут на иномарках!
- Продали Россию жидам!
- А энтот, очкастый, из парижей приехал глумиться и обратно уедет мильены считать!
- И деревню-то подкопали, чтобы нам всем провалиться!
- А после фабрику американскую построить со стриптизами!
- Берии на них нету!
Мальчик-милиционер, который давно понял опасность положения и скрылся за углом разрушенного дома, выглядывал оттуда (без кепи), делал большие глаза Филину и усиленно жестикулировал в том смысле, что пришло самое время бочком продвигаться к огороду, а затем крупными скачками - прочь из буйной деревни. Ему-то (а не Глебу или Андреичу) и достался первый удар земляным комом по лбу. После этого гулкого первого удара мальчик в своей кожанке и галифе тут же упал ничком и замер на бетонном подворье, а вокруг установилась тишина осмысления, как будто толпа мгновенно отрезвела или, напротив, настроилась на беспредельное преступление.
- Ребенка-то за что...- попытался урезонить революционеров Филин, но в этот момент в него одновременно попало сразу три метательных снаряда: в колено, правый бок и бровь, голова загудела, и по левой стороне лица обильно потекла горячая жидкость.
Сквозь шум в голове, застивший зрение, Филин с удивлением увидел, как половинкой кирпича в него старательно целится его недавний коллега по интеллигентности - веселый полуголый Василисин брат, старик в студенческой куртке металлическим наконечником знамени пытается попасть в глаза Василию Андреевичу, который загораживается от тычков толстой кожаной папкой, а милиционер, обернувшийся вдруг прытким зайцем, перемахнул через забор и был таков.
"Теперь меня будут убивать", - подумал Филин со спокойствием, близким к удовлетворению, как вдруг над гвалтом побоища раздался архангельский глас Бедина:
- Газы!!!
* * *
Словно из-под земли, посреди осажденного Василисиного двора явился Феликс Бедин с голубым, немного заржавленным и облупленным газовым баллоном, вентиль которого, точно ствол смертельного оружия, он направлял то на одного чрезмерно прыткого демонстранта, то на другого.
- Газами, значит, рабочий класс! - мстительно прогудел древний студент с малиновым переходящим знаменем. - Супротив своих!
Феликс так и взвился, одним махом оказавшись нос к носу с безволосым Иоанном: большой, висячий, бананово-пористый руль Бедина вплотную с крючковатым, стервячьим клювом переходящего знаменосца.
- Объясняю для бестолковых! - Сквозь очки Феликс выпустил в ясные старческие глаза целые мегатонны презрения своими огромными антрацитовыми глазищами. - Во временном комитете борьбы за чрезвычайные ситуации, вон
там... - Он ткнул пальцем в облачное небо, - в данный момент ведется бесплатная раздача газа в счет будущей гуманитарной задолженности по линии ЮНЕСКО. Пока подогнали тридцать шесть американских трейлеров из Витебска, доверху набитых стопроцентным американским зарин-заманом, - для деревень, особо пострадавших во время подземных коллизий. Вы же сами говорили, что американцы якобы хотят отгрохать на месте вашей деревни фабрику? И правильно: ГАЗОВУЮ фабрику! Так неужели ж вы думаете, что рассудительные американцы повезут за тридевять земель из Оклахомы своих капризных негров, когда здесь и так навалом почти дармового старья? Да вы хоть знаете, сколько зарабатывает в час самый бестолковый ленивый негр на обыкновенной американской газовой фабрике?
- К примеру? - с замиранием спросил трезвеющий брат Василисы.
- А к примеру, в пять раз больше, чем ваш Василий Андреич. - Феликс довольно нахально указал вентилем газового баллона на представительного начальника деревни, который пытался платком отереть загаженную броском навоза щеку и не очень-то улавливал происходящее. - И за такие-то копейки мы, белые люди, чуть не в ногах должны перед ними валяться. Разве ж это дело?
- Когда был Сталин, было все наоборот. - Знаменосец впал в приятную задумчивость. - ОНИ перед нами в ногах валялись, а мы еще подумывали, пойти на поблажку ай нет.
Предчувствуя, что эта ностальгическая нота может повлечь за собою цепь экономических воспоминаний и сравнений в пользу минувшего, после чего неизбежны очередной, окончательный взрыв социального возмущения и расправа, Феликс с боксерской быстротой соображения и решительностью нанес по шатким умам поселян мощный упреждающий удар:
- Так что, пока вы здесь навозом побиваете представителей гуманитарных профессий, там... - Он указал все в ту же высь над бликующей лысиной Иоанна Малиновознаменца. - ... там збруевские и из других волостей уже по второму разу занимают очередь, хотя положено по одному пропану в руки. А они видят, никто не идет, и дают по два, по три, по шесть баллонов, а чё? Они думают, раз никто не пришел, значит, никому уже не нужно, у всех уже есть.
- Какие такие збруевские? - растерянно спросила свекровь Василисы Родионовны, теребя темными пальцами зелено-оранжевый халат на грудной плоскости.
- Ну, ближайшая деревня у вас какая?
- Азуевка, а оттеда - Бедулаевка и Карликовка.
- Вот: бедулаевские и азуевские с карликовскими, кто на мопедах, кто на подводах, кто на чем. Американцы ведь прописки не понимают.