В стене одной из комнат угрюмой пещерой зиял лаз в треть человеческого роста.
“Ну че, трус, давай!” – мысленно приказал себе Глеб. – “Зря пришел, что ли?”
Он полез по тоннелю, холодея от страха и тщательно вслушиваясь в могильную тишину. Пол был устлан прогнившими досками. С потолка свисали паутинные лохмотья. Впереди не было видно ни зги.
Неизвестно сколько времени потребовалось Глебу, чтобы добраться и почти на четвереньках пролезть в совсем уж узкую нору, вырытую там, где случился обвал почвы. Свеча давным-давно потухла, Глеб продолжал ползти дальше из чистого упрямства.
Впереди забрезжило. Послышались голоса. В рыжем свете лампы-коптилки Глеб разглядел громадный чудной аппарат, чем-то напоминающий самогонный. Двое Кощеев, кряхтя, помогали вытянуть наверх тяжеленный бочонок с бетонным дном.
– И-их! А у нас шины не лопнут?
– Не должны!
– М-может, все-таки, надо было п-попилить золото и п… ф-фу! По кускам вынести?
– Ценность упадет!
– Зато не так опасно!
– Ты че, С-супербия огорчить решил? Испортить Новый год старшему брату? Он сколько лет об этом мечтал – людишек несчастных погонять!
Бочка скрылась в потолке.
– Вылазим!
Оба брата быстро вскарабкались наверх по переносной лесенке.
Глеб услышал гул заводящегося грузового мотора.
Потом сверху в грот упал какой-то дымящийся сверток. Глеб сразу понял, что это значит. Судорожно пополз назад.
Мощный взрыв дохнул в лицо раскаленной пылью и дымом. Уши заложило. Он едва подавил в себе кашель.
Теперь от золотогонного чудо-аппарата остались рожки да ножки. Враги похоронили свой секрет.
– Все, порядок, едем! – донеслось сверху.
"Порезать им шину!" – осенило Глеба в тот же миг.
Он бросился к лежавшей на полу лесенке, приставил ее к дыре в потолке и, слыша над головой рев отъезжающей машины, зажав нож в зубах, вылез на поверхность.
Поздно! Огромный чудовищный автомобиль, весь покрытый листами брони, разрисованный крестами и черепами, с пулеметом на крыше, поехал по улице к центру, затем, своротив плетень, кое-как развернулся и, грохоча, ринулся прямо через дворы прочь из поселка, в сторону далекой железной дороги.
Глеб только и мог, что смотреть ему вслед.
Волнение, усталость и горечь бессмысленного приключения настолько измотали Глеба, что он брел домой наобум.
Поселок потихоньку оживал. Люди выглядывали из дверей, выходили за ограды, ища глазами колонны марширующих врагов. Где-то что-то горело. В ветвях возмущенно орали вороны.
Потом Глеб встретил Ваньку Зимогорова, который во время заварушки ходил рубить хворост. Они пошли вместе.
– Че, струхнул? – спросил Глеб.
– Да нет, не стреляет же никто. А если чего, в лес убежим, только нас и видели. Я с братом две ночи однажды зимой в лесу сидел, и ниче, жив-здоров.
– Да нет тут никаких немцев.
– Как это нет? А кто ж тогда бомбил?
– Узнаешь. Я б те сказал, да…
Они проходили мимо школы, когда Глеб увидел вдруг выходящего из дверей Деда Мороза в очках, с висящей набекрень бородой.
Глеб остолбенел.
"Что ж он не сбежал, гад?!"
Взревев от веселой ярости, Глеб бросился на Кощея, который при виде его совершенно оторопел и начал поднимать руки, словно хотел сдаться. Ни сопротивляться, ни бежать он даже не думал.
Ударом головой (этот прием не раз выручал его в драках) Глеб повалил учителя на землю и, ликуя, сорвал с него ватную бороду.
Кощей что-то недоуменно залепетал, осовело хлопая глазами, и Глеб вдруг понял, что негодяй смертельно пьян.
– А ну! – заорал над ухом знакомый прокуренный голос.
Клим Климыч схватил Глеба за шкирку и оттащил от Кощея.
– Совсем сдурел окаянный! На учителя! Я те дам! Я тя…
Он не давал Глебу вырваться. Кощей, стеная, пробовал встать на ноги и тщетно искал слетевшие очки.
– Чего на учителя кидаисся?! Ошалел, щенок?!
– Глебыч, н-ну т-ты даешь! – ошарашенно проговорил Ванька.
Глеб тяжело дышал сквозь сжатые зубы, не говоря ни слова. В ту ночь он твердо решил не верить больше ни в кого и ни во что.
***
Доехав по ухабистой лесной дороге до места близ волчьего оврага, автомобиль остановился. Братья повыскакивали наружу.
Они в две минуты сорвали с машины броню, сделанную из досок и ткани, сбросили с крыши деревянный пулемет.
Броневик превратился в обычный серый фургон, который они год назад угнали со стройки в Ижме.
Волки, чуя своих мучителей, в изнеможении зарычали. Ацедий накидал им мяса, пропитанного "озверином".