“А сколько мне отсюда до фронта переть?” – впервые, как следует, призадумался Глеб.
Он вспомнил географическую карту в школе. Из уральского поселка до Москвы, от которой немцев давно уже отогнали…
“Месяца два, может, если не на поезде. А там, глядишь, наши выигрывать начнут. Фронт на запад поползет, так что хрен их догонишь…”
От этой дурацкой, но забавной мысли Глебу сделалось полегче.
“Ладно!” – бодро подумал он. – “Не может быть, чтоб там так уж было страшно. Тогда бы батька по-другому в письмах писал. Да и в газетах все прилично. Кормят-то там уж точно получше, чем здесь!”
Для поднятия духа он начал тихо бубнить под нос походную песенку.
Смеркалось. Сизые облака ползли по небу рваным покрывалом, как чьи-то несметные армии. В домах и избах одна за другой загорались керосиновые лампы. Где-то далеко отчаянно каркала последняя ворона. Должно быть, кошка или человек взбесили ее.
Глеб слушал скрип своих валенок. Жевал, сам не зная зачем, горькую рябиновую гроздь.
Из дома, в котором жила молодая (и весьма симпатичная) складская бухгалтерша, вышел, надевая перчатки, высокий, подтянутый милиционер очень мужественного вида.
Прятаться было поздно.
– Глебка! Ты куда это собрался на ночь глядя? – спросил дядя Володя, шмыгнув носом и приподняв брови.
– Да так… – не здороваясь, ответил Глеб.
Ему не хотелось отвечать. И вовсе не из страха быть пойманным. Скорее даже, наоборот: от нахлынувшего с внезапной силой презрения к этому холеному, сытому коту, которого он когда-то, к своему стыду, глубоко уважал.
“А ведь, если скажу правду, он мне ничего не сделает!” – подумал вдруг Глеб. – “Он, что ль, тыловик вшивый, запретит мне Родине долг отдать? Ага! Щас! Разбежался, гад!”
– Куда идешь?
– На гору кататься, – буркнул Глеб.
– А че без друзей? Не скучно будет?
– Нет.
– Грустный ты, брат, сегодня. Случилось чего?
– Случилось… – мрачно вымолвил Глеб.
– И что же?
Глеб остановился, чувствуя, что закипает.
– А вы Наталье Юрьевне опять стол помогали чинить?
– Э-э… – дядя Володя растерянно ухмыльнулся, но отшутиться как следует не смог. – Шпик, ты однако!
– Вот и чините!
Глеб пошел дальше.
– Дурак ты, Глебка! – снисходительно вздохнул милиционер.
– Чего это я дурак?
– Ты ж не знаешь, каково женщине одной. Годами без мужского плеча. Без поддержки.
– Знаю, у меня мать одна! От отца писем нет уже третий месяц.
– Ну и как?
– Чем могу ей в хозяйстве помогаю. А вообще… Если б не школа, я бы хоть щас воевать пошел. Чем здесь торчать!
“Как некоторые!” – едва не сорвалось с языка.
– А щас куда идешь? – сощурился вдруг дядя Володя.
– На горку.
– С вещмешком?
Глеб сокрушенно потупил взгляд. Милиционер, нахмурившись, поманил его пальцем.
– Да подойди ты, не схвачу тебя.
Глеб сделал пару несмелых шагов.
– Ты че думаешь, это все шутки что ль? – понизив голос, настороженно сказал дядя Володя, шмыгая носом. – Ты куда собрался?
– Долг стране отдавать!
– У-у… А ты вообще знаешь, что там творится?
Глеб молчал.
– Ты знаешь, что… Я щас те цинично скажу, но ты уж прости. Тут уж, как говорится, правда-матка, ее не обтешешь. Ты знаешь, что там люди-то не живут, что они там умирают?
Глеб вдруг ясно почувствовал, что разговаривает с предателем.
– Неправда! – прорычал он сквозь зубы.
– Правда, правда.
– Так бы все и умирали! Один сержант вон три немецких танка в одиночку подбил, я читал! Раненный!
– В газете читал?
– Да.
– Хм! А потом еще тридцать фашистов в плен взял и “Мессершмидт” камнем сбил. Знаем эту песню!
– Да в-вы… Что вы знаете!
Глеб чуть не дал ему в нос, но вместо этого развернулся и побежал. Дядя Володя ринулся за ним.
Он непременно догнал бы Глеба, но, поскользнувшись, чуть не упал, подарив ему спасительные секунды.
Глеб сиганул в канаву, перемахнул через плетень, а потом через следующий. Он знал, что бег с препятствиями не к лицу лощеному стражу порядка. Но на всякий случай вынул рогатку и недвусмысленно прицелился милиционеру в лоб.
“Предателю в лоб!”
– Ну стервец! Ла-адно попомнишь еще! – крикнул дядя Володя. – Я ж… те добра хочу!
“Да уж, прямо как Кощей добра хочешь!” – зло подумал Глеб. – “Все вы мне добра хотите, сволочи! Вот и сидите тут, шкуры свои ненаглядные берегите!”
– Мать пожалей, дундук! А вообще… никуда ты отсюда не денешься, слышь! Пешком даже до Ухты не дойдешь, замерзнешь! Или волки сожрут! А поезда все идут закрытые! На станциях контроль, смотрят, чтобы даже мышь не проскочила! Э-эх… Ремня тебе крепкого не хватает! Чтоб дурь из башки вышла!