— Он так хотел. И тут его можно понять.
— Это отец ребенка Веры, которой вы собирались подарить монету?
— Откуда вы все знаете? — спросил Пашков озадаченно.
— Пришлось побывать в музее, — ответил Мазин, который знал далеко не все.
— И рассказали о Федоре?
— Я не сказал. Я только спросил… и предположил.
— Короче, она знает.
— Не уверен. Предположил я после ухода. Но с ней странная вещь произошла. Признаться, неожиданная.
— Что с ней случилось?
Мазин уловил больше тревоги, чем любопытства, и сказал успокаивающе:
— Ничего страшного. Странного больше. Кто-то ночью бросил ей в лоджию вот такой камешек. Вера подумала, обыкновенное хулиганство, но взгляните сами.
Игорь Николаевич протянул конверт и монету.
«Та, — сразу понял Пашков, — единственная, что взял Федор». Но счел нужным высказать недоумение.
— Неужели из клада?
— Это вне сомнения.
— Кто же… мог?
— С вашей помощью узнать было несложно.
— Моей помощью?
— Конечно. Помните, вы тут бутылочку мне показали? Доказательство самоубийства, по вашему мнению? Помните? И предложили отпечатки сличить, потому что отпечатки пальцев у каждого человека индивидуальны. — Мазин не мог отказать себе в небольшой насмешке. — И представьте, так и есть. Наука подтвердила. На этом конверте те же отпечатки, что и на бутылке, и у человека, который, увы, пальцами уже не до чего не дотронется.
— Похоронили? В безымянной могиле? Уже?
— Вы предпочли бы пригласить Веру в морг? Кладбище лучше. Мать-сыра земля скрывает от нас страшное. И на том спасибо.
«Федор бросил монету. Зачем? Еще один след оставил, — подумал Пашков с досадой, забыв уже, что, увидав Мазина, был готов разрубить узел. — Да если только монету бросил… Что еще в конверте было? Неужели обо мне написал? И Мазин все знает и играет, как кошка с мышонком?»
— Проходите. В дом или на качели?
— Покатаемся. В доме жарко, наверно.
«Что же делать? Показать ему колодец? Тогда упрекнуть меня он не сможет. Я должен был убедиться, что клад существует, а потом уже сообщать о находке. О находке, а не о письме. Неужели он приехал уличить меня? Значит, никаких денег? Ни мне, ни Вере, ни Дарье… Вот тебе, бабушка, и Юрьев день. Почему же он не торопится? Ладно, хватит проклятого инфантилизма. Я не обязан ему подыгрывать. Может взять, пусть берет, но руки в наручники я совать не собираюсь».
— Что же из всего этого вытекает, Игорь Николаевич?
«Неужели скажет — вы собираетесь присвоить клад или уже присвоили?»
— Ваш друг нашел клад. Или одну монету? Разница большая, как видите…
«Если не играет, о кладе не знает. Или посмеяться хочет, макнуть меня, унизить?»
Пашков внимательно смотрел на Мазина. Тот присел на качели, однако не раскачивался, каблуком уперся в землю. Лицо было усталым, не похожим на лицо человека, замыслившего розыгрыш, а тем более злую унизительную шутку.
— Разве он не написал об этом Вере? Монета в конверте была.
— Конверт не всегда письма содержит.
— Значит, не написал?
Пашков уловил радость в своем голосе. Ему стало стыдно. «Не для себя. Сделаю по русской формуле, на троих. Я, Вера и Дарья. Это справедливо…»
— Ей не написал.
«Мне написал!»
— А кому же?
— Судя по поступкам, этот человек склонен к непрогнозируемым решениям. Может быть, на другой бутылке что-нибудь изобразил.
— Карту острова сокровищ? План тайника? Скорее нашел одну монету и бросил. Простился.
«Зачем я соврал? Как теперь буду выкручиваться?..»
— Вера подумала, что это угроза.
— Угроза?
— Да. Предупреждение, что клад найден и она должна молчать, иначе возможны неприятности.
— Так она вам сказала?
— Да. Она же не знала, кто монету бросил. Не знала, что он в городе, не знала, что он был у вас, что вы устроили ему прибежище здесь в сарае. Она ничего не знала. — Мазин говорил с упреком. — Я вышел на нее почти случайно: Федор оставил в сарае клочок газеты с ее номером телефона.
— Вы обыскивали сарай?
— Даша нашла номер. Она знала, чей это телефон.
— Знала?
Пашков покраснел.
— Не смущайтесь. Женщины склонны к непонятным нам поступкам и нас понуждают делать лишнее. Но в данном случае получилось с пользой. Многое стало на места. Кроме одного. Где же клад?
— В колодце, — сказал тихо Саша, то ли не повинуясь себе, то ли, напротив, преодолев собственное сопротивление.
Тут и сказалась усталость. Мазин не уловил интонации. Он посмотрел, но не на Пашкова, а в сторону колодца и покачал головой.
— Если Федор достал клад и взял оттуда монету, не мог же он снова швырнуть золото на дно. Это нелогично.