— Она самая.
Александр Дмитриевич шутил, вернее, старался казаться шутливым, а сам мучился, понимая, что зря бы к нему Мазин не пришел и существует какая-то отвратительная связь между жуткой смертью Федора и этой проклятой «телегой». Но лучше ничего не спрашивать, а делать вид, что порча русского языка волнует его больше, чем происки действительно неведомого Денисенко. Однако и бравировать глупо.
— Каким же образом мы оказались вместе в этом экипаже?
— Надеюсь, Брускова вы помните?..
И Мазин рассказал обо всем, что собирался сказать. Перенервничавший Пашков, признаться, ожидал худшего и потому испытал даже облегчение.
— Но вы-то отбились?
— Как видите.
— Что же вас встревожило?
— Хотел убедиться, что вы никак не причастны к гибели этого человека.
Мазин дотронулся пальцем до конверта с фотоснимками.
— Что же, я убить его мог, по-вашему?
— Зачем убивать? Такому мастеру компромата хватит и одного знакомства с погибшим.
Перед Пашковым возникло окровавленное лицо Федора, и он дернул головой.
— «Телега», компромат. Неужели нельзя по-русски сказать? «Кляуза», хотя бы.
— Разве кляуза — русское слово? По-моему, латынь.
— Ну, оговор, клевета. Да и с латыни все-таки лучше, чем из «Сельской жизни».
Он творил, а в голове слышалось — «одного знакомства хватит». Значит, серьезно все-таки? И что за напасти!
— Я совсем забыл этого Денисенко.
Александр Дмитриевич напрягся, стараясь представить, как выглядел бывший милицейский офицер. Получалось странно, припомнить толком не мог, а вроде бы видел совсем недавно!
— Ерунда какая-то!
— Что вас затруднило?
— Избыток воображения… Физиономия маячит перед глазами, но не та, давняя, а будто недавно я его видел. Чушь! Он же изменился наверняка. Нет, я бы не узнал его.
— Подумайте, — попросил Мазин убедительно. Возможное появление Денисенко собственной персоной его бы не удивило. И ерундой он бы это не назвал.
— А как его зовут?
— Его зовут Валерий.
— Валера по-нынешнему?
— Ну, вот и вспомнили, — заметил Мазин спокойно, хотя Пашков и не сказал, что вспомнил.
Но он не ошибся.
— Да, кажется, я действительно вспомнил.
— Где же вам повстречался… Валера?
«Как в получасье все изменилось. Так было хорошо. С Дарьей. И вот Федор убил себя. А тут еще какой-то подонок… Он или не он?»
— Я не совсем уверен…
В последней надежде Александр Дмитриевич отделил пошловатые бакенбарды от неприятного лица покупателя Фросиного дома, так неожиданно нагрянувшего не без Дарьиного участия в Захаров двор. Да еще с бутылкой и прямо в компанию.
— Нет, он все-таки. Я видел его там же, где погиб…
Он чуть было не сказал: «Федор».
— Кто?
Пашков кивнул на конверт.
Назвать Федора бродягой или иным осуждающим словом Саша не смог.
Мазин уловил колебание.
«Неужели он что-то недоговаривает?»
И Александр Дмитриевич почувствовал мазинское недоумение.
«Как бы не проговориться… Придется пожертвовать частью, чтобы спасти основное. В конце концов, Дарью он уже видел…» Самодовольства как не бывало! «Павлин старый! Распустил драный хвост. Теперь признавайся в грешках. Именно в грешках, а не в победах».
— Так где вы повстречали Денисенко?
— В доме, который принадлежит Дарьиной бабушке.
— Она его, кажется, своим считает?
— Да. Так и будет. Бабушка сама хочет… Они продадут его, — пояснил Пашков не очень вразумительно. — Возможно, Валера и купит.
— Денисенко появился в качестве покупателя дома?
— Да.
— Вот как… Это неожиданно для вас произошло?
— Я не придал значения… Я не узнал его.
— А он?
— По-моему, тоже.
— Или сделал вид?
— Не знаю. Там была такая обстановка…
Пашков замялся.
— Какая?
Александр Дмитриевич развел руками.
— Мы собрались. Ну, в общем-то, по случаю приезда Дарьиного супруга. Шашлык был и все такое.
— Вот как, — только и сказал Мазин. — Выпили, значит… по случаю?
— Было.
Мазин пожевал губами, но Пашкову показалось, что он презрительно скривил рот.
— Это нарушение?
«Кажется, я свалял дурака, — подумал Мазин. — Зачем я пришел сюда? Чтобы предупредить этого человека о возможных неприятностях? А он пьет водку со своим врагом. Как, впрочем, и с мужем любовницы. Ничего не скажешь, славная компания…»