— Хорошая окрошка.
— Спасибо. Удостоил…
— Когда же он приезжает?
— Сегодня вечером. Слушай! У меня идея. Устроим завтра пьянку у Захара? Встряхнемся немного в честь приезда Сережки.
— Я бы не хотел с ним встречаться.
— Что значит — встречаться! Встречаешься ты, милый, со мной. А я люблю, чтобы близкие мне люди друг друга любили и уважали. Я уверена, вы понравитесь друг другу. Только не слушай про меня разные глупости. Пресекай! Говори: а мне Даша очень нравится. Он ведь меня любит. Ему приятно будет, что я почтенному человеку понравилась. Значит, не легкомысленная. Правильно я говорю?
— Правильно, — кивнул Александр Дмитриевич.
Он быстро усвоил, что Дарья говорит только правильно, однако она и не подозревала, почему он согласился на эту встречу, думала, что из мужского тщеславия — все они индюки! — а Пашков стыдился больше, чем тщеславился, но прятаться было и вовсе стыдно, а главное, он хотел видеть племянника Лаврентьева.
И увидел его…
Сергей Лаврентьев стоял посреди двора, широко расставив ноги, будто готовился к трудному физическому упражнению, или, наоборот, будучи смертельно пьяным, старался удержать равновесие.
Дарья первая увидела Александра Дмитриевича из окна и крикнула мужу:
— Сережа! Гость идет!
Сережа повернулся всем корпусом, и Пашкову пришло в голову, что он готов прыгнуть стремительно в сторону, упасть, все так же раскинув ноги, и выбросить вперед руки с автоматом Калашникова, встретить гостя длинной очередью, будто не пожилого «с животиком» и бутылкой в кармане Александра Дмитриевича перед собой увидел, но возник здесь на мирной уже сорок пять лет земле живой «дух» с американской ракетой «стингер» или другим, не менее угрожающим оружием, что требует немедленного встречного боя.
Однако была это, конечно, очередная игра воображения. Сергей развернулся, но не залег, а пошел навстречу Александру Дмитриевичу вполне доброжелательно, не подозревая, что мирный гость причинил лично ему больше зла, чем все афганские моджахеды. Дарья, с ее глубоким знанием мужской ограниченности, оказалась права, Сережа в пришедшем соперника не угадал.
— Сергей, — сказал он, протягивая руку, и Александр Дмитриевич ощутил крепкое, но естественное, без хвастовства силой, рукопожатие. Он помедлил с ответом. Назваться Сашей было смешно, по имени и отчеству показалось высокопарным.
— Пашков, — сказал он.
Пронаблюдав состоявшееся знакомство, Дарья, необычайно довольная тем, что может одновременно и потешаться, и быть полезной обоим, вышла во двор.
— Сережа! Это Александр Дмитриевич. Тот самый. Мы ему многим обязаны.
Муж слегка набычился, видимо, состояние обязанности не входило в его жизненное кредо.
Пашков заметил это.
— Что вы, Даша! О чем вы говорите…
— Она сказала, вы тут в роли миротворца выступали… Между бабусей и Дарьей.
— Ну, это давно было. Да и как я мог их мирить? Они всегда были родными.
— Родные-то и грызутся больше всех. А вы правда старухе помогали?
— Больше сочувствовал.
— Выходит, мы хамы?
Похоже было, что Сергей начал заводиться. Но и Александр Дмитриевич не хотел чувствовать себя голубым воришкой и развлекать Дарью.
— Если вы не в настроении, мне, может быть, лучше уйти?
Дарья подошла и обняла мужа за плечи.
— Сережка! Утихомирься. Война кончилась.
— Война только начинается. Но не с вами, — ответил тот примирительно. — Я вижу, Дашка вам симпатизирует. Это хорошо. У нее чутье, я ей верю.
Александр Дмитриевич не смотрел на Дарью.
— Может быть, мужики, шашлыками займетесь? Мясо готово, — сказала она без обычного задора, но тут же воодушевилась:
— Кого я вижу! Наш покупатель. Заходи, Валера, заходи!
Неизвестно почему, Александр Дмитриевич не любил имя Валерий, а уж в панибратской его упрощенной ипостаси — Валера — вообще терпеть не мог. Имя это слышалось ему изнеженно женским, и даже пример Чкалова не помогал одолеть предубеждение. Странно раздражало, что римское патрицианское имя широко распространилось в самых что ни на есть плебейских современных семьях именно в мужском варианте. Балдеет этакий патриций в подъезде с дружками, плевками кренделя расписывает, за каждым словом словечко, что пока только в устной речи распространено, а ему дружки подобострастно: во дает Валера!
Впрочем, Валера, приглашенный Дарьей, не был похож ни на изнеженного римлянина времен упадка, ни на хмыря из подворотни. Это был атлетично выглядевший молодой человек, одетый в светлую водолазку, в дымчатых заграничных очках и аккуратно подбритых бакенбардах.