— Кит, — окликнул Джерри дочь, — покажи Шону дом, только быстренько. Через пять минут мы садимся за стол.
Кит галопом проскакала со мной по комнатам. Одиннадцать спален, шесть ванных, застекленная веранда, телевизионная, гостиная и, наконец, столовая. Откровенно говоря, внутреннее устройство особняка произвело на меня впечатление гораздо более гнетущее, чем я ожидал. Можно было подумать, Джерри особенно старался, создавая этот шедевр дурного вкуса, а Соня, которая в силу принадлежности к семье с традициями была, по-видимому, не чужда некоторой утонченности, либо страдала дальтонизмом в тяжелой форме, либо решила не тратить нервную энергию, отстаивая свои понятия о том, как должен выглядеть нормалъный дом.
В оформлении интерьера преобладали золото, серебро и зелень ядовитого бирюзового тона. На белые мохнатые ковры в три дюйма толщиной наброшены полосатые, как зебра, дорожки. Окна, и так пропускавшие мало света из-за разросшегося плюща, занавешены тюлевыми шторами с ламбрекенами из тафты. В комнатах громоздились друг на друга массивные диваны и кресла, обитые белой кожей, стены сплошь увешаны французскими картиночками с изображениями маленьких гаврошей, лупоглазых котят и трогательных щеночков. Под ними стояли шеренги изящных, совершенно нефункциональных стульев, до которых и дотронуться-то было страшно, не говоря уже о том, чтобы на них сидеть. Каждая кровать представляла собой массивное чудовище с пухлой периной, на которой уютно лежали бок о бок мягкие игрушки: медвежата, львята и прочие. На стульях и диванах сидели антикварные фарфоровые куклы, глядевшие на океан неподвижными голубыми глазами. Никаких книг я не обнаружил, что было вовсе не удивительно, зато все кофейные столики были завалены номерами журналов «Дайджест архитектуры», «Домашний декор и дизайн в Новой Англии» и «Франс сюд». Кроме того, Джерри тратил немалые деньги на современное ирландское искусство, хотя и в этой области его подводил вкус, точнее — отсутствие всякого вкуса. Каменистые равнины Баррена, дождь в горах Морн, овечьи стада на плоскогорье Антрим, пустынные побережья Донегола, беззубые дети в гребных шлюпках — во всех этих сентиментальных пейзажах, вставленных в очень красивые золотые рамы и развешенных в случайном порядке по всему дому, не было ровным счетом ничего примечательного.
Человека слабого от всего этого, пожалуй, затошнило бы, но я, к счастью, был сделан из более крепкого материала.
Спальня Кит оказалась единственной в доме комнатой, похожей на нормальное человеческое жилье, хотя и ее обстановку нельзя было назвать обычной. Стены были выкрашены черной краской, с потолка свисало толстое индейское одеяло — что-то вроде полога над кроватью, на стенах висели плакаты, свидетельствовавшие о любви Кит к «Зе Кьюэ», Нику Кейву и — увы! — к «Пойзон». По углам стояли статуи Будды, Ганеша и какого-то страшного божества с множеством ног и с мечами в руках.
— Очень мило, — сказал я.
Затем Кит отвела меня вниз, в столовую, которая, к счастью, оказалась обставлена не так вычурно, к тому же ее главной достопримечательностью была величественная панорама Атлантического океана.
— Потрясающий вид, — сказал я Джерри.
— Можешь себе представить, когда я купил этот дом, здесь было только маленькое окошко. Пришлось убрать стену и подвести специальные подпорки, зато теперь у меня — лучший вид на всем Плам-Айленде.
Соня показала отведенное мне место — рядом с Кит, лицом к окну. Солнце уже село, и водная гладь океана приобрела волшебный бархатисто-фиалковый оттенок, которым хотелось любоваться без конца. Эстетические восторги охлаждал, впрочем, тот факт, что за столом напротив меня оказался Джеки, выглядевший так, словно на полном ходу выпал из автобуса. Все же каждый раз, когда мой взгляд невзначай натыкался на его лицо, я испытывал необычайно глубокое удовлетворение, в котором — признаюсь — было много детского, что отнюдь не делало мое чувство менее интенсивным. Черно-желтые синяки под глазами, рассеченный подбородок, разбитая губа, ссадины и синяки на обеих щеках — видок у Джеки был еще тот.
— Боже мой, Джеки, как ты себя чувствуешь?! — воскликнул я, с трудом скрывая охватившее меня ликование. — Кит говорила, ты собираешься подать в суд на владельцев «На краю штата», потому что там на тебя что-то упало. Я ее правильно понял?
— Да, — мрачно ответил Джеки и сделал глоток из уотерфордского хрустального бокала, в котором плескалось желтое пенистое пиво.
Рядом с Джеки сидел Трахнутый. Джерри занял место во главе стола, на противоположном конце как хозяйка села Соня. Шеймас, объяснил присутствующим Трахнутый, не очень хорошо себя чувствовал и ушел во флигель, чтобы прилечь.
За столом прислуживали две мексиканки, которые подали несколько бутылок дорогого белого вина, суп, омаров, еще какое-то рыбное блюдо, за которым появилось, наконец, седло молодого барашка. По-английски горничные почти не говорили, но я заметил, что никто из сидящих за столом старается даже намеком не касаться сегодняшних событий. О них если и говорилось, то в такой завуалированной форме, что понять, о чем идет речь, даже мне порой бывало трудновато.
Но это вовсе не означало, что за столом царило гробовое молчание. Наоборот. Особенно разговорчиво был настроен Джерри. Он громогласно рассуждал о международной политике, о последних событиях в стране и о бейсболе; Трахнутый то и дело возражал ему то по одному, то по другому поводу, а Соня воплощала собой голос разума и здравого смысла: в ее замечаниях чувствовалась информированность, которой не могли похвастаться первые двое. Джеки по большей части отмалчивался, а перед десертом и вовсе извинился и попросил позволения выйти из-за стола.
— Ты не возражаешь, Джерри, если я пойду? — спросил он. — ББ, кажется, благоволит серферам.
— Конечно, не возражаю. Можешь идти, Джеки. Мы все присоединимся к тебе чуть позже, — вальяжно произнес Джерри.
Джеки тотчас поднялся, и я увидел, что он одет в бриджи для серфинга и ботинки от гидрокостюма. В окно мне было видно, как он побежал к флигелю и вскоре появился на дюнах в гидромайке с короткими рукавами, с доской под мышкой и с надетой на ногу манжетой.
— О чем он говорил? — спросил я Кит. — Какой-то «ББ»... Я ничего не понял.
— ББ — это Бог-Барометр. Вон та штука на стене, — объяснила она, показывая на стеклянный прибор, который я сначала принял за часы. Теперь я разглядел, что там, где должны были находиться цифры «12» и «6», написано «Высокое» и «Низкое».
— И что это значит? — продолжал допытываться я.
— Посмотри, стрелка показывает на «Низкое», а это значит, что в ближайшие несколько часов на пляже Плам-Айленда будет самая подходящая погода для серфинга.
— Джеки катается на доске?
— Да, и очень неплохо. Несколько недель назад он участвовал в соревнованиях новичков в Монтауке и был седьмым из четырех десятков серферов. Мы все катаемся — то есть теперь остались только мы с Джеки... Джеми тоже умел стоять на доске, но теперь он убежал. А папа и Соня катаются на бодиборде.
— Я люблю океан, — вставил Джерри. — Мне нравится чувство простора, нравится покорять волны...
Соня согласно кивнула.
— Это одно из главных преимуществ жизни на Плам-Айленде, — сказала она. — Иногда здесь бывает очень скучно — особенно когда мост закрыт и уехать никуда нельзя. А еще... Не знаю, Шон, заметил ты или нет, но здесь бывает слишком много комаров и другой дряни...
— Нет, я этого не заметил.
— Это, так сказать, оборотная сторона медали. И все же главное преимущество нашего острова — пляж, который еще не успели испортить туристы. И заповедник... Ты, наверное, еще там не был? Это просто чудо, Шон! Наверное, именно так выглядела Америка до появления белого человека, — добавила Соня.
— Надо будет обязательно там побывать, — сказал я, стараясь придать голосу максимум искренности.
— У нас в семье такое правило, — вмешался Джерри, — каждый, кто живет в этом доме, должен как-то приобщиться к водному спорту.