— Выходит, верно люди говорят, — ответил Спиридон, — от страха и гору не заприметишь. А вы струхнули, вот вам она и ни к чему. Да еще молва такая есть про эту горушку — с хитринкой она. Другой раз ищут, ищут ее, а она, как иголка в сене, пропадет и только.
— Ну, ты уж, дядя Спиридон, зря это говоришь, — прервал его Петьша. — Поди, не маленьки мы, про запуги-то и сами знаем. Ты дело говори.
— Ишь ты какой! — ответил Спиридон. — А какая сказка без присказулек бывает?
Ну, а раз не веришь, так быль будем говорить.
И вот как-то раз один рудознатец наш уральский прошел без малого весь Урал и на Хрусталь-гору наткнулся. Правда, и раньше он слыхал молву про ее клады. Только не доводилось ему в ней копаться. А тут решил он счастья попытать. К тому же сосед ему говорил, что в старых копушках нет-нет и откроется изумруд.
Бился, бился горщик, только все без толку. Хотел уж он бросить все и домой пойти, как вдруг земля в копушке под ногой у него закачалась, как в болоте кочка. Закачалась и провалилась. Вместе с ней и горщик. Как в пустой колодец упал.
Ну кто-кто, а вы-то знаете, какой горщик без кайлы да огневища в горы пойдет? Оттого и не шибко испугался он, не в таких переделках доводилось бывать. Земля-то, а больше того гора не любит шутить, да особенно с трусом.
Огляделся мужик, добыл огонек, зажег фитилек, пошарил кругом и увидел вход вроде как в пещеру. Он — в нее. Пролез сколько-то и в большой гранитной пещере очутился. Пригляделся опять. И видит: лежит посередке пещеры камень гранит, а на нем надпись: «Меня перевернешь, счастье найдешь».
Обрадовался мужик. «Значит, клады под камнем лежат», — подумал горщик и принялся потеть возле камня. Перевернул он гранит, посветил и на медный ларец наткнулся. Поднял горщик ларец, открыл его и ахнул. В ларце, как большой кошачий глаз, изумруд зеленел, а под ним лежал кусок кожи из неплюя, в берестяной жгутик обвязанный. Развязал мужик жгутик. Развернул кожу, а на ней какие-то знаки. Фигурки увидал. Пошарил еще кругом и стал с ларцом наверх подыматься.
Долго пришлось ему попотеть, пока выбрался из ямы. Забросал он ее землей и домой подался.
Дома долго он пытался разобрать на коже фигурки и знаки.
Не раз верным людям показывал эту кожу. И только когда взялись артелью, тогда разобрались. А больше всех распознал, какой знак к чему, Мякина Медведев. Дотошный он — все знал. Вот и прочитал: «Это старые люди уходили. Вишь, кони написаны, — говорил Мякина горщику. — Все уносили. А это царские войска напали. Все прописали. А наказ старых людей такой. Читай: бороться надо, чуешь, против знати и царя надо идти!» — шепотом пояснил Мякина горщику.
Значит, клад Хрусталь-горы к чему призывал? — как в школе учитель спросил Спиридон парнишек.
— Дядя Спиридон, клад? — спросил Петьша и вроде как поперхнулся из-за боязни, что ли.
— А ты не бойся — повтори, как понял мою сказку?
— Бороться надо. Вот как, — бойко ответил Федьша. Недаром он на язык был вострее Петьши.
— Вот и молодец! — сказал Спиридон. — А как бороться за светлую долю да за волю, чтобы мастера да хозяева над нашим братом рабочим не изгалялись, а хозяином стал сам рабочий, — вырастите и узнаете. Жизнь и народ научат вас. Поняли сказку мою? — бодро, с улыбкой спросил Спиридон парнишек.
— Как не понять. Чать, не маленькие мы. Слышим, о чем мужики в цеху-то толкуют, — ответил Петьша. — Только где это она — счастливая доля?
— Тебе сказали: бороться за нее надо, — ответил Федьша.
— Ну вот и все. И до своротка дошли, — сказал Спиридон. — Я на Полевую пойду, а вам в Сысерть. Только уговор, ребята: как туго станет вам, помните про клад Хрусталь-горы; да еще тебе, Петро, особый совет. Тебя Крылышком зовут — так знай: крылья крепнут в полете. Не опускай их перед бедой. Маши ими, маши — вот так, — и Спиридон замахал руками, как птица.
Засмеялись ребята и пошли домой, а Спиридон повернул на Полевский свороток…
Опять побежали дни, один за другим, и понесли они дальше жизнь двух дружков Федьши и Петьши. Помаленьку стали парнишки забывать про встречу со Спиридоном и его сказку про Хрусталь-гору. Только все же нет-нет да и вспомнит Петр слова Спиридона: «Крылья крепнут в полете!» Одним словом, крепко зацепилась Спиридонова сказка за сердце его.
К тому же с Федьшей Крылышко вскоре расстался. Он ушел на рудник к дяде. А время-то шло. Шло, шло да к девятьсот пятому году и подкатилось. Петьше семнадцать в тот год округлилось. Красивый, статный стал — ну ни дать ни взять молодой кедрач по весне. Только бы по вечеркам ходить да девичьи сердца сушить, но не тем его думы были заняты. Не о том сердце ныло.