Выбрать главу

— Ну-у…

Словно и в мыслях такого не было.

Но ее, конечно, не провести. Она все пыталась поймать взгляд — внимательная и взволнованная.

Умная, сообразительная. Искренне желающая как лучше — но всего лишь женщина…

Когда мир ужасен, женщина тяжело вздыхает, а потом закрывает окно красивой занавеской. Даже если мир рушится. Ведь за занавеской-то, в милом уютном доме, все в порядке, все хорошо… Какое-то время. И ее не переубедить, что кто-то должен не прятаться за красивой шторой, а бодаться с этим чертовым миром.

Да и не стоит переубеждать.

Она всего лишь женщина. Красивая, хорошенькая женщина. И переделывать этот мир — вовсе не ее дело…

— Систему не сломать… Только сам пропадешь, Лешка… Не надо… Пожалуйста… Надо просто забыть обо всем этом… Просто забыть… Были медная гарпия и стальной бык — и нет их больше… Будто и не было никогда…

Она ловила взгляд, ожидая ответа — хотя бы в глазах. Леха взял ее под руку и повел прочь.

— Леш?… Пообещай мне, что не будешь делать глупостей. Леш… Пожалуйста… — Вот ведь приставучка рыжая! Леха вырвал локоть из пальцев Алисы, обхватил ее за талию, приподнял — и закрутился на каблуках, оторвав ее от земли. Алиса понеслась вокруг, как на карусели:

— О-о-ой! Лешка, перестань! — Алиса обхватила Леху руками, чтобы хоть за что-то держаться.

А Леха все крутил и крутил ее вокруг, все быстрее и быстрее. Спросил с театральной грозностью:

— Будешь еще приставать с паникерскими настроениями, рыжая?!

— Лешка-а-а! — засмеялась Алиса. — Лешка, отпусти! Уронишь!

— Специально отпущу, чтобы глупостей не выдумывала!

— Все, не буду… Честно, не буду!… А-а-а!

Она смеялась, ее щеки разрумянились, а в глаза вернулся прежний веселый блеск — почти такой же, как когда она в первый раз увидела это светлое весеннее небо, настоящее небо… Леха поставил ее на землю, но она шаталась, да и сам шатался. И схватившись друг за друга, чтобы не упасть, просто стояли и хохотали. Радуясь тому, что вокруг небо и солнце, весна и капель.

И она, красивая и веселая…

И прежде чем она успела опомниться, схватил ее под руку и потащил дальше, утягивая на боковую улицу. Чтобы даже за спиной не чувствовать это давящее присутствие громадины фирмы.

Свернули — и Леха тут же взмахнул рукой:

— Такси!

Старенькая желтая «волга» с шашечками на боку проворно нырнула к тротуару. Над шашечками вычурная надпись из букв под старославянскую вязь: «ООО „Веселый кучер“.

Кучер… Вроде бы и слово как слово — а вот словно бы неприятный привкус у него какой-то…

Леха мотнул головой, прогоняя наваждение. Чертовщина какая в голову лезет! Слово, видите ли, не нравится…

— Прошу! — Леха распахнул заднюю дверцу, приглашая Алису.

Алиса нырнула в машину, попыталась сделать это по-кошачьи мягко и грациозно — и у нее это почти получилось. Если не считать того, что тело, жившее месяц с лишним своей собственной жизнью, чуть занесло. Она задела макушкой по дверной раме. Хорошо, кожаная шапка под буденновку смягчила удар. Алиса шуточно чертыхнулась и опять прыснула.

Леха лишь покачал головой и полез следом на заднее сиденье. Чтобы сидеть рядом с ней.

Тоже улыбаясь — рядом с Алисой невозможно не улыбаться. Лучится жизнерадостностью, заливает все вокруг тихим светом, как еще одно солнышко…

Водитель хмуро разглядывал ее в зеркало заднего вида.

И как можно быть таким хмурым? В этом огромном мире, где можешь идти куда хочешь! Можешь делать, что тебе только захочется, что угодно! Под весенним небом, под звон капели…

— Куда? — спросил водитель.

Голос у него был еще мрачнее, чем лицо. На миг словно повеяло чем-то из предыдущих дней — безнадежностью игры, из которой не выбраться, а в городе объявления с наградой за твою голову… На миг даже показалось, что где-то слышал этот голос…

Нет, нет! Не надо сходить с ума. Просто у человека паршивое настроение. Бывает.

И когда в зеркале заднего вида поймал взгляд водителя, Леха широко улыбнулся. От души, стараясь зацепить улыбкой и этого хмурого водилу, поделиться с ним кусочком радости.

— В кафе! Куда угодно, где можно перехватить чего-нибудь горячего и вкусного! Хоть в «Мак».

— И чтобы хороший вид! — потребовала Алиса, тоже пытаясь улыбкой растопить угрюмость водителя. — Хочу пространства, воздуха и солнца!

Но водитель сделался еще смурнее. Резко тронул машину и влился в поток, несущийся по улице…

Город летел за окнами машины.

Сотни машин, лиц, домов…

И солнце. И такое прозрачное весеннее небо!

Рядом щебетала Алиска, решая, что же она сейчас съест. Хотелось всего и сразу. В желудке совсем, совершенно пусто…

Тихо урчал мотор, шуршали шины под днищем, шумел поток машин снаружи.

Болталась игрушка, привешенная на шнурке под зеркалом заднего вида. Маленькая мягкая игрушка — буйволенок, сшитый из разноцветных кожаных лоскутков. С черными глазками-бусинками, с крошечными замшевыми рожками. Смешной, неказистый, совсем не страшный — но с ужасно упрямым выражением на морде…

Жутко симпатичный, аж захотелось такого же себе. Вот только зачем-то — утыканный булавками.

Словно это не крошечная игрушка, а отлитая из воска фигурка какого-то личного врага, в которую медленно, с наслаждением, одну за другой втыкали иголки…

— А потом мороженого, — вела съестную кампанию все дальше Алиса, положив голову на плечо. — С шоколадной крошкой и дольками ананаса… Да? Или лучше с киви?

— Всего — и побольше, — улыбнулся Леха, не очень-то соображая, что говорит.

Глядел в ее лучащиеся глаза — и лишь кивал. Улыбался, совершенно размякнув, и кивал. Счастливый до неприличия…

Пока взгляд случайно не зацепился за то, что было за головой Алисы. Заднее стекло… Там, по низу стекла, над самым резиновым уплотнителем, шла прозрачная наклейка с короткой надписью. Какой-то миг Леха пытался сообразить, что это за слова, — изнутри машины буквы шли задом наперед, — а внутри уже что-то оборвалось.

Нет, не может быть…

Но буквы, даже перевернутые, упрямо чернели на окне, и надпись слишком короткая, чтобы мозг долго с ней возился. Уже отразил надпись так, как надо: «Wintel sux».

Господи… Алиса…

Только бы она это не увидела…

Леха обнял ее, прижал к себе, а «волга», хоть и шла в совершенно свободном ряду, вдруг вильнула. Перешла в другой ряд, нагло подрезав голубенький «фольксваген».

Женщина за его рулем — зеркальные очки и густая грива длинных рыжих волос — едва успела среагировать. «Фольксваген» почти поцеловал «волгу» в задний бампер, но в самый последний момент она успела нажать на тормоза.

Слишком сильно. Машина сбросила скорость так резко, будто налетела на преграду. Женщину швырнуло на руль, а «фольксваген» быстро отстал.

Раздраженно гавкнула клаксоном машина, шедшая следом. Резко вильнула, обходя почти вставший «фольксваген».

— Кукла накрашенная! — сообщил водитель. Будто бы и раздраженно, но в зеркале заднего вида на его лице — подобие улыбки. Впервые за всю поездку… — Понакупают прав, а машину водить не умеют, кошки драные… Мать их шпалой…

Тело Алисы под рукой напряглось. Она осеклась на полуслове.

Застыла, как манекен.

Улыбка вылиняла, лицо превратилось в безжизненную маску, а глаза будто бы потухли, задернулись воспоминаниями…

В следующий миг она рванулась вперед, к водительскому сиденью. К изголовью, к шее водителя — скрючившимися от ненависти пальцами.

Леха успел быстрее. Перехватил ее руки, обнял, прижал к себе…

— Лис…— шептал Леха. — Не надо… Лис… Лис, пожалуйста…

Но Алиса не слышала.

Дрожа от напряжения, она пыталась вырваться. Броситься к креслу, к тому, кто за ним… Скрюченные пальцы так и застыли, словно окостенели. Две когтистые лапы. И глаза — совсем другие. Злые. Дикие. Безумные…

Гарпия никуда не пропала. Она была здесь. В этом теле, за этими глазами. Осталась тут. Навсегда.