– Может быть, и так, но я видел маленьких клановцев из низших каст, а также детей Внутренней Сферы, находившихся в более благоприятных, хотя и новых условиях, но они тоже были напуганы. Что хорошего в детстве без цели, в том, чтобы хныкать, сидя на материнских коленях?
– Цель детства, Эйден Прайд, – это быть ребенком. Внутренняя Сфера включает разные сообщества, но никто из них не оперирует сложной кастовой системой, которая предоставляет ребенку возможность идти лишь по одной жизненной тропе, ведущей к судьбе воина, независимо от того, какой путь он хочет избрать.
– Это никогда не было вопросом выбора. Конечно, мы все хотим быть воинами.
– Я предпочла бы жизнь любого из этих обычных детей, но не воспитанника сиб-группы.
Ее слова шокировали Эйдена. Но Мелани Труа не принадлежала клану, поэтому не могла осознать, что это значит – быть членом клана...
– И ты понимаешь те чувства, которые сейчас испытывают здешние дети и взрослые? – спросил он.
– Да, да, понимаю. У меня тоже есть ребенок, хотя сейчас он стал почти взрослым. Он живет на Терре. К несчастью, он собирается стать воином, правда, пока раздумывает, и я искренне надеюсь, что он в конце концов позабудет о своем желании.
– Ты специально стараешься вывести меня из равновесия, Мелани Труа?
– Есть немножко.
– Мне кажется, ты ненавидишь войну.
– Какой нормальный человек ее любит?
– Но разве нет на свете ничего такого, за что ты стала бы сражаться? Твой ребенок, например?
– Если на него напали бы, то да. Но агрессии я не признаю.
– В Ком-Гвардии все такие пацифисты?
– Я не могу говорить за всех. Это у вас в кланах один может точно сказать, что думают другие.
– Ваша Ком-Гвардия для меня вообще загадка. Вы соблюдаете нейтралитет, но располагаете сильной армией. Ваш нарочитый пацифизм почему-то подкреплен полной боевой готовностью.
– Вспомни, что я рассказывала тебе о Ком-Гвардии. Это огромная система со своими сложившимися обычаями, отношениями и со своими разногласиями.
– Ты ненавидишь кланы точно так же, как ненавидят их жители Випорта?
– Я стараюсь соблюдать нейтралитет.
– А если честно?
– Да, мне ненавистны воины кланов, однако ты – приятное исключение.
– Надеюсь, этот момент мы сможем обсудить подробнее, когда выберемся отсюда. Сегодня ночью, например, согласна?
– Я буду счастлива. Твои амбиции удовлетворены?
– Вполне.
Джаррет Махони, который до этого совещался со своими приспешниками, опять подошел к ним. Он успел сменить оружие и теперь держал в руках маленький автомат, который любовно прижимал к своей груди, почти так же, как это делают родители, укачивая маленьких детей.
– Наше терпение истощилось. Прайд. Надеюсь, ты изменил свое мнение и согласен выполнить наши требования?
– Нет.
– Тогда пришло время убить еще одного заложника.
Махони взглянул на захваченных клановцев и гвардейцев, затем, покачав головой, повернулся к агророботу.
– Среди заложников – несколько детей клановых техов, – сказал он. – Я не жестокий человек, но ты меня вынуждаешь... Наверное, придется убить одного из них.
Он сделал жест в сторону агроробота, и кто-то из мятежников, выхватив из толпы белобрысого мальчишку, вытащил его на середину площади. Из глаз ребенка текли слезы, но он, надув губы, дерзко смотрел прямо в дуло автомата Джаррета Махони.
– Тебя не волнует, что на твоих глазах будет убит ребенок? – спросил главарь мятежников, повернувшись к Эйдену.
Эйден отказался отвечать. Но тут в разговор вмешалась претор Труа.
– Ты ублюдок! – завопила она. – Ты не посмеешь...
Джаррет Махони хладнокровно развернулся, поднял автомат и выпустил очередь прямо в лицо претора Мелани Труа. Ее лицо, казалось, взорвалось кровью и костями. Мелани рухнула на землю.
Слишком поздно Эйден вскочил на ноги и выбросил вперед руки – он не успел остановить мятежника.
Джаррет Махони шагнул к трупу и пинком ноги перевернул его на спину. Вместо лица в небо смотрело кровавое месиво.
– А ведь ты способен чувствовать, Прайд.
– Я чувствую, что ты совершаешь ошибку за ошибкой, Махони.
Джаррет Махони ткнул автоматом в живот Эйдена.
– Ты будешь следующим, клановый подонок.
– Нет. Я главный заложник, твоя надежда на лучший исход переговоров, а это значит, что, пока твое положение не станет окончательно безнадежным, ты меня не убьешь.
Джаррет Махони отнял дуло автомата от Эйдена и отступил на несколько шагов. Он посмотрел на труп Мелани Труа и прищелкнул языком.
– Мне показалось, что вы оба так мило ворковали... Неужели тебе совсем ее не жалко, полковник?
Эйдену с трудом удалось скрыть презрение, которое он испытывал к этому дураку.