– Нет, – улыбнулась Аннабель. – Но я могу рассказать тебе, как стояла на подставке, пока его подгоняли. Мне показалось, что я простояла часов десять, и все это время меня без конца поворачивали, толкали и кололи так, словно я была индейкой, жарящейся на огне.
Слушатели взорвались добродушным смехом, и она продолжила украшать историю.
– Не важно, какое выйдет платье, девонька, – сказал один из кузенов Реджинальда по материнской линии – Гарольд, Горас, Гектор? – Ты будешь красоткой и в дерюге.
Последовал новый взрыв смеха.
Papa и Реджинальд встали со своих кресел. И вышли из комнаты.
Оба.
Вместе?
Людям причинили боль. Реджи осознал это, ожидая прибытия своей невесты с Хаверкрофтом и графиней. Причинили боль четверым. Он с самого начала предполагал, что так и будет, но одно дело что-то предполагать, а другое – видеть это воочию. Его отец был в восторге от того, как повернулись события. Но он не был бессердечным человеком. Отнюдь. Несмотря на гнев по поводу расточительности Реджи и на заявление, что если сын будет несчастлив в предстоящем браке, то он это заслужил, на самом деле сын и жена значили для него больше, чем всё его богатство и все амбиции вместе взятые. Его отец горько сожалел бы, если бы брак, на котором он настоял, на самом деле оказался несчастным.
Это в равной степени относилось и к обеим матерям. Они были очень разные по характеру: его мать – открытая, добросердечная и любящая, леди Хаверкрофт – более спокойная и сдержанная. Но он не сомневался, что они обе безумно любили своих детей и будут очень страдать, если решат, что их дети обречены на несчастье.
Реджи чувствовал бремя вины из-за того, что заставил этих троих беспокоиться. Пришло время хотя бы немного утешить их. Настало время открыто продемонстрировать свое примирение с тем фактом, что ему придется провести всю свою оставшуюся жизнь с леди Аннабель Эштон и предпринять направленные на публику усилия, демонстрирующие расположение к ней. Оно должно быть не слишком явным, иначе никто ему не поверит. Но открытой враждебности должен быть положен конец.
Как бы то ни было, больше всего его беспокоил Хаверкрофт. Человек был унижен – сначала неожиданными финансовыми потерями и потребностью возместить их, устроив своей дочери выгодный брак, а затем необходимостью выдать ее замуж за него, сына человека, которого он ненавидел, вероятно, больше всего на свете.
Реджи не считал его приятным человеком, и, если бы смог, то смотрел бы на крушение этого высокомерного, холодного человека с некоторым ликованием. Но Хаверкрофт – отец его будущей жены и вскоре должен стать его тестем. Реджи догадывался, что где-то там, глубоко под его ледяным экстерьером, таится любовь к жене и дочери. Любовь, за которую и они платят ему любовью.
Примирить Хаверкрофта с этим браком будет труднее, чем успокоить трех остальных. Однако, Реджи считал важным все же попытаться это сделать. Такая возможность представилась во время чая, когда графиня и ее дочь беседовали с родственниками и друзьями его родителей, а не сидели с Хаверкрофтом, как недосягаемые аристократы. Граф с холодным достоинством сидел в гордом одиночестве. Никто не смел приблизиться к нему, даже если и испытывал такое желание.
Реджи посмел.
– Быть членом большой семьи, – бодро начал он, стоя возле кресла графа с чашкой чая в руках, – во время торжественных событий прекрасно. Увы, большая семья несколько пугает посторонних.
Хаверкрофт поднял глаза от своей тарелки. Его глаза были холодны, как лед.
– Меня не так-то легко запугать, Мэйсон, – процедил он.
Реджи, тоже ничуть не испугавшись, продолжил:
– Но особенностью моей семьи является то, что она в мгновение ока раскрывает объятия, чтобы принять других, любимых кем-то из них.
– Можно только надеяться, – с сарказмом процедил граф, – вы не ожидаете, что я упаду в объятия Мэйсона.
Реджи улыбнулся нелепой картине, возникшей перед его мысленным взором. Он сел в кресло напротив графа.
– Леди Аннабель будет обласкана семьей сразу же, как только выйдет за меня замуж. И даже до этого. Она уже пришлась по вкусу. Она будет принята и искренне любима множеством добрых, великодушных людей. У нее будет теплая и любящая семья, которая добавится к ее собственной.
– И это принесет ей немыслимую пользу, – с глубоким презрением заметил граф.
– Безоговорочное признание и привязанность – всегда полезно. Вы не должны беспокоиться, что она будет несчастна. Я не думаю, что такое случится.