Отец взглянул на него, будто это его враг, и просто ответил: «Он мой сын, мой наследник, а ты... Я не знаю, кто ты!»
Я был ошеломлен таким ответом отца. Витя начал плакать, он не рыдал и не кричал, у него просто потекли слезы. Он злился, его лицо исказилось в гримасе боли и злобы на отца. Он, может быть, и не хотел, но по воле случая, сам того не ведая, он поднял весь стол, наш семейный огромный, деревянный стол, который весил больше трехсот килограмм. Можно было бы многое понять, но он даже не прикоснулся к нему руками, он поднял его мысленно и отшвырнул в другой угол комнаты. Повезло, что хоть на проходе никого не было. Мы все перепугались, отец тем более. Он тут же собрал всех, прочитал молитву и указал своим пальцем на дверь. Витя понял все без слов. Ему было не место в нашем доме, где любили и уважали храм. Может быть, и он уважал, но этого мне так и не удалось объяснить отцу. Он сказал, что это дьявол руководит им. На этом все наши семейные разговоры прекратились. Мы больше никогда не вспоминали о Вите, нам было запрещено это делать. Мы никогда не слышали больше о нем, знали только, что он ушел из села навсегда, и больше в него не вернется. Он закрыл для себя туда дорогу. И вот до сегодняшнего дня я его ни разу не видел и не вспоминал.
Я провел службу в храме, со спокойной душою лег спать, а меня что-то разбудило... вот здесь... у костра... Я оглянулся, а тут Витя. Его я, конечно, не сразу узнал, но после разговора мы поняли все и догадались, кто есть кто.
- Забавно все у вас получилось. А что касается тебя? - Обратился Артур к Вите.
- У меня все похуже обстоит, - вздохнул он.
- Знали бы вы, ребята, что тут за дела происходят, то до конца дней своих дома бы сидели или в храме грехи отмаливали.
- Ну, давай, начинай. Мне нужно все знать. Он мне так сказал.
- Кто он? - не понял маг.
Только Артур знал кто, но Валера, услышав слово «он», догадался.
- Бог, - ответил вместо Артура святоша.
- Ну так давай уже, не тяни резину.
- Я, когда из дому ушел, сразу в лес подался. Выбора у меня не было. Отец сказал, отец сделал. В жизни бы он меня больше в дом не пустил. В общем, я в лесу некоторое время жил - май и все лето. Потом холодновато стало, ягоды, да и животные уже не так заходили на обед, как раньше, так что я пошел дальше в путь.
Недолго я шел, может, денька три через леса и поля. Страшно было жуть, хотя уже знал о своих талантах, но пользоваться ими очень боялся, чтобы ни себе и никому другому не навредить. Тогда ведь дома все случайно получилось. Мне как бы вовсе не хотелось, но обида, огорчения, возможно и злость ослепили меня. Я и сам не знаю, как что-то вроде произнес, а потом все само... и, честно говоря, не очень все помню, так уж вышло. Все быстро забылось.
Я шел через лес. Он был необычным. Что-то в нем мне было сложно передвигаться, постоянно какие-то трудности, но я поначалу не замечал этого, шел себе и шел. В общем, за лесом деревенька была. Я как раз туда попал, когда люди огородные работы заканчивали. Они меня встретили и пригласили к себе.
13
Он зашел в деревню каким-то не своим шагом, отягощенным, что-ли (уже несколько часов он шел очень тяжело, но усталость не чувствовась). Увидев людей, которых уже порядком четырех месяцев не видел, он одновременно был шокирован и испытал радость. До этого момента он считал себя единственным на земле, а тут вдруг еще и целая деревенька. Подойдя чуть ближе к поселению, он почувствовал какую-то робость у себя и (так ему показалось) у крестьян.
Они смотрели на него так, будто видели на этой земле впервые нового человека. Виктор был не очень рад этим взглядам, но ничего не мог с этим поделать, ну не убить же ему всех этих людей? - нет! Он этого не сделает никогда, он это точно знает.
Он шел по улице и чувствовал на себе взгляды, очень тяжелые, оценивающие, как будто они искали выгоду в нем или от него, но он шел дальше сквозь этот ужас и мрак. Не пройдя и двадцати метров, он почувствовал, что его ноги будто бы потихоньку начали увязать в этой земле, словно в зыбучих песках, но ноги его стояли крепко на твердой почве. Он посмотрел на них более пристально. Перед его глазами было две, потом три, четыре и шесть ног. Руки судорожно дрожали. Ноги потихоньку сгибались. Силы покидали его молодое и крепкое тело. Он увидел, как лица крестьян исказились в удивленной и озадаченной гримасе.
Падая, он произнес последние слова перед бескрайней темнотой: «Спасибо тебе, Господи». Он так и не знал, к чему он это сказал, хотя далекое подсознание подсказывало, что это сделал Всевышний. Он сделал это для него, потому что он (Виктор) не смог бы пройти это село, не сгорев от прожигающих насквозь взглядов жителей деревни.