Но одновременно я успел разглядеть внутри в его глазах нечто похожее на теплоту и сочувствие. Но, возможно, мне просто показалось.
— В любом случае, оставайся пока здесь, мне нужно исправить результаты твоего вмешательства. И постарайся опять не сотворить что-нибудь глупое, — закончил он нашу одностороннюю беседу и вышел за дверь.
Я остался предоставлен сам себе, но почему-то это меня совершенно не тяготило. Хотелось какой-то тишины и спокойствия. Наверное, я пресытился новыми впечатлениями и хотел «переварить» полученное. А может просто устал.
В итоге, улёгшись на кровать, которая даже скрипнула как-то особенно уютно, я, закинув руки за голову, стал рассматривать потолок. Его деревянные плашки были покрыты природным узором и слегка потемнели от возраста. Похоже, создавая эту комнату, Крейг позаботился даже о деталях.
Размеренно дыша, я предавался воспоминаниям о далёком доме и это согревало меня изнутри.
Казалось, слышались звуки животных в хлеву, что беспокойно ожидали кормежки. Им вторили весёлые вскрики сестёр, что опять устроили какую-то, одну им понятную игру. Конечно, задумщицей была Эвелина.
А вот запахло сдобным пирогом, что мать готовит к ужину, и я, словно наяву, ощущаю, как меня зовут помочь чем-то на улице. Хочется ответить, но я понимаю, что уже проваливаюсь в сон. И прежде чем окончательно уснуть, вижу отца, что склонившись надо мной, говорит о том, какой я непослушный сын. Пытаюсь объяснить ему, почему так поступил, но во рту, словно комок ваты.
Кричу, но без звука и, наконец, проваливаюсь во тьму Морфея. Здесь нет ничего, только тишина и пустота. Я сплю и не вижу сновидений.
Глава 12
Хотелось есть. Причём сильно.
Я подскочил с кровати и сначала целую минуту не мог понять, где нахожусь. Вроде только что лёг вздремнуть после обеда, чтобы переждать самую жару, а тут, непонятно как, оказался в странно похожем на мой дом месте.
И только потом, спустя какое-то время, ко мне вернулись все воспоминания моего путешествия, и сразу стало больно и сумрачно на душе. Но плотские желания пока перевешивали эмоциональные, и я отправился на поиски еды.
Это стало довольно сложной задачей, учитывая, что карты или чего-то подобного у меня нет, а как связаться с Крейгом я не знал. Проблема, правда, решилась, когда я ощутил некое покалывание в шее. Исходило оно от воротника, о котором я совсем забыл.
Тонкая полоска так мягко и ненавязчиво касалась кожи, что только спустя мгновение мне стало понятно, откуда исходит этот лёгкий дискомфорт. И, насколько я помнил, Мастер упоминал, что она просигналит о том, куда мне не стоит заходить.
Что ж, лучше бы это случилось, когда я экспериментировал с тем кубом, который вызвал животное безумие. Но, видимо, даже такой продвинутый механизм не мог принять насколько его носитель может быть тупым. Или недальновидным.
В любом случае, я понял, что двигаться дальше в этом направлении нежелательно, хотя ничего опасного впереди не видел. И почти сразу же откуда-то с потолка раздался знакомый голос.
— Ага, проснулся наш голубь сизокрылый. И сразу полетел проблем себе искать. Хорошо, что вспомнил о моих напутствиях. Вернее, тебе, конечно, напомнили, но не суть.
Сейчас нам нужно увидеться, чтобы проверить, как происходит регенерация твоих тканей. И заодно как следует подпитать твой организм, а то мне тут сигнализирует датчик на твоей шее, что у тебя намечается истощение. Он, кстати, и покажет тебе путь до моей лаборатории.
Ну, значит от голодной смерти я не умру. Интересно, а как мой «ошейник» будет меня вести? Опять что ли всякими болевыми воздействиями?
Но всё случилось гораздо необычней.
Засветившийся «шейный браслет» будто перетёк на пол передо мной световым пятном. И призывно заморгав, двинулся куда-то вперед и чуть вправо.
Идти нужно было немного и буквально за следующим поворотом я оказался в обширной зале, стены которой были покрыты вычурным орнаментом, который, будто двигался, стоило посмотреть на него под немного другим углом.
Стоявший посреди этого пустого пространства, Крейг взирал вокруг себя, иногда взмахивая руками, словно играя на невидимом музыкальном инструменте или создавая очередное произведение искусства. И только подойдя ближе, я понял, что мне действительно не показалось, и причудливые рисунки и знаки на поверхности потолка, пола и стен действительно изменяются после его движений.
А приглядевшись ещё сильнее, я осознал, что это некая огромная математическая формула или вычисление, так как некоторые символы были мне знакомы из отцовских книг. Хотя, конечно, их подлинное предназначение было мне неизвестно.