А на оборотной стороне письма Метон доказывал, что гераклеоты не менее и даже более многих эллинов заслужили право называться друзьями царя, и обещал во всем поступать согласно воле народа и Митрадата.
Агариста испугалась и сказала:
- Брат мой! Неужели ты прочтешь это письмо на суде? Ведь после такого письма народ не только изгонит Метона, но и про тебя будут говорить всякие гадости, a Клеарх получит полную силу.
- Да, Агариста, я уже сказал, что ничто, преступившее меру, не останется без возмездия. Вольно же мне было распускать слухи про Метона! А письмо это я, конечно, прочту.
x x x
Из-за особой важности процесса народных судей было тысяча и один, а суд собрался вне городских стен, у пещеры Эвия и пропасти шириной в два плефра, куда Геракл спускался за Кербером.
Солнце было высоко; священная дорога была засыпана увядшими гирляндами после недавно миновавших осенних Дионисий; после старого платана на повороте была видна скала над пещерой, усаженная живыми деревьями и любопытными людьми, как бы являющая собой подобие сцены. Большинство людей, обязанных Клеарху, остались в войске в заливе Кальпы, и присяжные состояли из тех, кто не хотел записываться в колонисты и во всем, предпринятом для общего блага, видел козни богачей. Обвинения Метона были приняты благосклонно, а закончил он речь так:
- Справедливо ли, когда кто-то купается в роскоши, а бедняки не имеют необходимого? Взгляните на себя, о судьи, на свои латаные лохмотья и чиненые одежды! Вы получите по два обола за сегодняшнее заседание, чтоб купить себе сушеной рыбы и черствого хлеба, и разделите эту жалкую подачку Архестрата меж своими голодными детьми. А меж тем, если разделить меж народом состояние преступника, на каждого выйдет по двадцать мин! Судьи, у вас не будет хлеба, если вы не вынесете обвинительного приговора!
Речь Метона произвела сильное впечатление, и Клеарх, защищаясь, начал так:
- Человек богатый - как бы управляющий имуществом, которое принадлежит народу. И народ, как хозяин, вправе прогнать управляющего. Но на чей счет будете вы угощаться на празднике Эвия? Кто будет снаряжать корабли и строить храмы? Умный хозяин не рубит плодоносящую маслину, не пускает виноградную лозу на дрова - так еще неразумней губить тех, кто подобен волшебной лозе, из которой сочится готовое вино и масло...
По чьей, однако, воле затеян этот процесс? По воле богов? Только, думается мне, зовут этого бога не Зевсом, а Ахура-Маздой!
Тут Архестрат вышел перед народом, выпростал руку, доселе пристойно прикрытую полой плаща, и стал читать кожаный свиток.
Крик поднялся такой, что заседание отложили на завтра.
Утром стало известно, что Метон бежал из города. Многие считали, что демократы не связались бы с персами, если бы не слухи, распущенные Архестратом.
Архестрат подошел к обвиняемому и тихо заметил:
- Ты, однако, слишком молод для гражданской должности.
Клеарх ответил:
- Ты знаешь, мой дед и дядя не раз избирались жрецами Диониса.
Через час после положенных жертв оправдание Клеарха выглядело простой формальностью, когда вдруг встал некто Протой и сказал:
- Я чужой человек в вашем городе и прибыл пять дне и назад с кораблем из Элеи, с кожами и тканями. И когда я увидел это письмо, я очень удивился. Потому что клеймо, стоящее на этом пергаменте, показывает, что он сделан в мастерской Лисиппа. И я не знаю, чему мне верить: письму, на котором обозначено, что оно написано месяц, назад в Даскилии, или клейму и собственному разуму, который говорит мне, что этот пергамент я продал пять дней назад в Гераклее.
Стали спрашивать купца, кому он продавал кожу. Выяснилось, метеку Лакратиду. Привели Лакратида, тот признал кусок кожи и сказал, будто продал ее Хрисону, дяде Клеарха! Друзья Метона заявили, будто почерк Метона подделан. Народ недоумевал, но тут выступил вперед человек по имени Агарид, один из сторонников Метона, и заговорил так:
- Удивительное письмо подсунул нам вчера Клеарх и как нельзя более кстати для себя! Метона оно уличает в измене, а Архестрата - в клевете... Удивительное письмо: написал его перс, а пергамент куплен в Гераклее! И до чего этот варвар хорошо пишет по-эллински! И какую воинскую проницательность высказывает трусливый перс, не сумевший выстроить свои войска!
Есть, однако, у меня, - продолжал Агарид, - и еще одно письмо, подлинное, от афинянина Тимагора, уехавшего две недели назад. И все мы знаем, как отцу Клеарха перед смертью мерещились чудеса, а Клеарх в это время был в Афинах. Так вот, Тимагор свидетельствует, что Клеарх в это время, переменив обличье, был в Гераклее и что это он свел отца с ума обманом и колдовством, а теперь морочит весь город!
Клеарх усмехнулся, друзья его обнажили мечи, и ни тысяча и один присяжный, ни толпа, ни общественные рабы, следившие за порядком, не осмелились их задержать.
В тот же день Клеарх бежал на корабле с деньгами, приверженцами и дядей Хрисоном. На третий день пути, когда миновали Халкедон, началась страшная буря. Волны то поднимали корабль до небес, то опускали на самое дно. Кормчий велел править к азиатскому берегу, но Клеарху вовсе не хотелось во владения Ариобарзана, он бранился и бил гребцов:
- Клянусь олимпийскими богами! Я умру не раньше, чем отомщу этому доносчику Тимагору! Я знаю, афиняне привыкли к доносительству, и как только в казне кончаются деньги, так начинаются доносы, но боги не оставят безнаказанным доносчика, который старается не из нужды в деньгах, но из любви к народу!
Хрисон закричал ему:
- Не вопи так громко, святотатец, а то боги услышат, что ты здесь, и потопят корабль!
Клеарх отошел и бросился ничком на палубу от нестерпимой злобы на бога, ибо лишь его почитал виновным в приключившейся с ним беде. Если б не пророчество, не стал бы Клеарх просить жреческой должности; если б не стал просить должности, Архестрат, верно, не стал бы подменять письмо; умный человек Архестрат: глупый бы просто сжег письмо, а Архестрат просто переписал его слово в слово на другой коже!
Часто случается, что море подобно Радаманту и Миносу судит людей по их делам, и всем известна история о купце, который повез по морю продавать бочки с двойным дном. половина - вино, половина - вода, а на обратном пути буря смыла за борт половину денег, так что мошенник получил лишь причитающееся.
Вспомнив все эти истории, матросы решили, что море гневается на святотатца, угрожая мечами, загнали Клеарха в лодку и опустили ему туда мех с водой и ячменных лепешек. Добро и деньги изгнанника матросы решили честно разделить между собой; Хрисон плакал, его связали и кинули под лавку.
Клеарх не стал их ни о чем просить, а запрыгал в лодке и закричал:
- О богах неизвестно, существуют они или нет, но уж если существуют, то завидуют таким, как я, не таким, как вы!
Клеарха носило по волнам три дня, а потом выкинуло на берег.
Кругом него пели птицы, в воздухе вились бабочки и легкие стрекозы, и росла рожь, густая и высокая, такая, что почти с головой скрывала человека.
Клеарх не знал, остров это или настоящая суша, Азия или Европа и люди ли возделывали такую дивную рожь, а только встал и, собрав последние силы, пошел по тропе, добрел до дороги и там и упал.
Он очнулся и увидел, что его теребят какие-то люди. Его напоили куриным отваром, расчесали и умыли, и поставили перед всадником на богатой лошади, в штанах и в шапке, закрывавшей волосы, уши и щеки.
- Ты кто такой? - спросил всадник по-персидски. Клеарх дождался, пока его не спросят по-гречески.
- А ты кто такой? - дерзко возразил Клеарх.
- Я маг и хранитель поместья, посвященного Аша-Вахишта, и я везу доходы с него благочестивому и доброму человеку Митрадату, сыну Ариобарзана, в Даскилий.
Клеарх испугался и ответил:
- Я афинянин по имени Онесикрит, мой корабль разбился в недавней буре, а я спасся волею богов.
Маг ответил.
- Я буду кормить тебя и считать тебя своим рабом, пока за тебя не придет выкуп из Афин, а сейчас я отведу тебя в Даскилий и отдам Митрадату.