Да и его имя постоянно поливалось грязью, но великодушный Генри был готов признать, что в моменты, когда эмоции бьют через край, люди часто говорят необдуманное. А разве ему не больно от разрыва их отношений? Ему ли не тяжелей пережить всё это – ведь он вынужден оставить своих детей. Потупив взор, Генри блеснул влажными глазами и подпустил комок к горлу. Он рассчитывал, что Эллис заметит это и этого будет достаточно.
Похоже сработало. Послышались булькующие звуки – похожие на ручей перед ними, подумал он, – и он растрогался настолько, что положил свою руку на сотрясающиеся плечи.
– Пожалуйста, Генри, останься.
Элис дрожала, прижимаясь головой к его груди. Ноздри наполнил аромат «Олд-спайса», исходящий от его наждачного подбородка. Чёрные тени ложились на лицо Генри даже не к вечеру – к полудню он уже покрывался щетиной, и бриться ему приходилось по крайней мере дважды в день.
– Будет тебе, – заворковал Генри. – Нечего тебе беспокоиться. У нас дети – наши с тобой дети.
Он улыбнулся и, протянув руку, взъерошил кудрявую копну малыша Терри. Надо сказать, чтоб почаще его в парикмахерскую водила, подумал он. А то ходит как чучело огородное. Ещё, чего доброго, вырастет парень со странностями.
– Ты так и не спросил, как там у него в школе.
Элис выпрямилась. Она снова сконцентрировалась на происходящем, и горечь и обида опять подступили к ней.
– Да ты не даёшь мне ничего спросить, – раздражённо отрезал Генри.
Его ждала Пола. Ждала его поцелуев, прикосновений его руки, которая теперь лежала на плечах Элис. Плачущей, опухшей, оплывшей Элис. Какой контраст с молодым телом Полы, крепким, гибким, нерожавшим. Да какое тут может быть сравнение.
Под воздействием его слов, запахов и сильных рук ей сложно было собраться с мыслями, но, когда она поняла, что, в сущности, происходит, в груди начала пульсировать незатихающая боль. Элис собралась с силами и выдала:
– Он ревел всю дорогу. Чуть глаза не выплакал.
Это рассердило Генри. Терри был на год старше своих одноклассников – прошлый год он пропустил из-за менингита. Кто-кто, а уж он-то не должен был плакать. Это всё Элис виновата. Она его испортила. Из-за болезни до сих пор возится с ним, как с младенцем. Теперь-то парень уже в полном порядке. Генри хотел было и по причёске проехаться, мол, чего от него ждать, если он ходит как девчонка. Но Элис уставилась на него в упор, и в глазах её горели сотни обвинений. Генри отвернулся. Она взглянула на его подбородок, на крепкую шею и почти машинально перевела взгляд на Терри.
Всего полтора года назад мальчик был так болен. Он едва выжил. И вот Генри кидает их всех, кидает ради неё: грязной, неразборчивой сучки.
Беспощадная реальность ударила ей в грудь, и Элис даже не попыталась съёжиться, уйти от удара.
БАХ
Элис сидела с гордо поднятой головой, чувствуя на плечах его вялую руку. Следующий приступ мучительной боли будет, конечно же, полегче прежнего.
БАХ
Когда же станет легче, когда же стихнет боль, когда она, они переживут это
БАХ
Он уходит от них – к ней
И тут якорь его руки отпустил Элис, и она поплыла в окружающем её воздушном пространстве. Периферийным зрением она видела, как он подкинул Ивон в воздух, потом собрал детей в охапку, обнял обоих; прошептал на ушко важные наставления, как тренер школьной команды по футболу, подбадривающий игроков в перерыве.
– Папа устроился на новую работу, и теперь он часто будет в разъездах. Видите, как мама расстраивается? – Генри не видел, как Элис сначала вытянулась, напряглась, а потом обмякла, как подкошенная его словами. – Это значит, что вы оба должны будете ей помогать. И чтоб я больше не слышал, что ты ревёшь в школе, Терри. Ревут только глупые девчонка, – сказал он сыну, подставив кулак под мальчишеский подбородок.
После чего Генри порылся в карманах брюк и выудил пару монет в два шиллинга. Одну он сунул в руку Ивон, сохранившей беспристрастное выражение, в то время как глаза Терри округлились и загорелись предвкушением.
– Запомни, что я тебе сказал, – улыбнулся Генри сын, прежде чем выдать ему такой же презент.
– Папа. Ты будешь к нам приходить? – спросил Терри, не отрывая глаз от серебряной монеты на ладошке.
– Ну конечно, сынок! Мы пойдём на футбол, смотреть «Джем-тартс»!
От этих слов Терри воспрял духом. Он улыбнулся папе и снова уставился на даренные два шиллинга.
Элис ведёт себя очень странно, размышлял Генри, поправляя галстук и собираясь откланяться. Просто сидит вся скукоженная. Ну что, он своё слово сказал, дал ей все гарантии. Он будет рядом, будет присматривать за детьми, будет водить их в «Милк-бар» на молочныйы коктейль или в «Браттисанни» есть рыбу с картошкой. Они это дело любят. Продолжать разговор с Элис резона не было. Она только озлобится, детям это видеть не следует. Лучше всего просто потихоньку слинять.
Генри стал продираться меж столов. Он снова зыркнул на старческую парочку. Те глаз не отвели и вызывающе уставились на него. Он пробрался к их столику и, указывая на нос, сказал мертвецки спокойным тоном:
– Прибор держите подальше от окружающих, а не то сломается на хер.
Старики онемели от такой дерзости. Задержав на секунду тяжёлый взгляд, Генри изобразил лучезарную улыбку и пошёл к задним дверям паба, не взглянув ни на Элис, ни на детей.
На сцену лучше не нарываться.
– Ну ты кремень! – выкрикнул Дейви Гирван и встал, намереваясь пойти за Генри. Но тут его осадила жена, Неси:
– Да сядь ты, Дейви, не связывайся со всяким сбродом. То ж отребье, а ты…
Дейви неохотно сел на место. Этого парня ему нечего было бояться, просто он не хотел заваривать кашу при Несси.
В пабе, по пути к выходу, Генри обменялся несколькими кивками и «привет, как делами». Старина Дойл был с одним из своих пацанов, Герцогом, кажется, и ещё с каким-то придурком. Вот, пожалуйста, клан гангстеров: папаня – лысый, жирный, скорченный, как припадочный Будда, Герцог Дойл с тонкими редеющими волосками, всё ещё собранными в кок а-ля «тедди-бой», чернеющими зубами и перчатками на пальцах. Он кивнул медленно, оскалившись по-акульи. Да, подумал Генри, окраины – лучшее место для такой публики. Чем хуже здесь, тем лучше в центре. В воздухе тяжёлой тучей висело почтение, которое остальные выпивохи испытывали к мужчинам, сидящим за столом, где за игрой в домино по рукам ходили сумму побольше, чем каждый из них получал за месяц на местной стройке или фабрике. В этот паб Генри ходил с тех пор, как они переехали. Были пабы и поближе к дому, но он предпочитал этот. Здесь наливали приличную пинту «Тартан-спешиал». Но сегодня она пришёл сюда в последний раз, во всяком случае он ещё долго здесь не появится. Ему здесь особо никогда не нравилось, подумал он, выходя на улицу; у черта на куличках. Нет, пожалуй, сюда он больше не вернётся.
Во дворе Несси Гирван вспоминала передачу про голод в Биафре, которую она посмотрела накануне вечером. Бедняжки, посмотреть на такое – прямо сердце разрывается. А вот попадаются ж упыри, и таких – пруд пруди. Она не понимала. Зачем некоторые заводят детей.
– Да он просто самец, животное, – сказала она Дейви.
Дейви клял свою нерасторопность. Надо было живее пойти за ним. Это ж записной мерзавец: весь смуглый, взгляд злой, нечистый. Дейви и не таких валил, но когда это было.
– Если б Фил с Алфи были здесь, он бы так не умничал, – сказал Дейви. – когда я вижу такую сволочь жалею, что сам уже немолод. Пять минут, и все дела… боже…
Дейви Гирван прервался, не веря своим глазам. Малыши пролезли в дырку в проволочной ограде и теперь катились вниз, к реке. Мелкая на этом участке, она была опасна ямами с водоворотами и крутым скошенным берегом.
– ДАМОЧКА! – закричал он женщине неистово тыкая пальцем в сторону бреши в ограде, – ЗА ДЕТЬМИ БЫ СМОТРЕЛИ, РАДИ БОГА!
Её дети
БАХ
В слепом ужасе Элис оглянулась, заметила дырку в ограде и побежала к ней. Дети стояли на полпути к крутому берегу.