— Нет, не знаю.
Лапидиус с облегчением констатировал, что история захватила Фрею.
— Ну, так вот, он приказал привязать себя к мачте, так крепко, чтобы он даже изо всех сил не смог освободиться. А еще он велел своим товарищам ни в коем случае не подчиняться ему, что бы он ни говорил.
— И он поплыл к сиренам?
— Нет, не сразу. Сначала он проложил курс так, чтобы он проходил рядом с островом, потом позаботился о том, чтобы его команда все как один заткнули уши расплавленным воском. И вот вскоре они оказались вблизи дивных песнопений, которые манили и звали. Одиссей приказал направить корабль на остров, но команда не стала его слушаться. Он снова приказал, и снова они не подчинились. Тогда он начал кричать; он бушевал, упрашивал, грозил, умолял, потому что пение было выше всего земного. И все-таки команда, не внимая ему, прошла под парусами мимо острова. Сами-то они не изнемогали под бременем искушения, поскольку ничего не слышали. А Одиссей таким образом убил двух зайцев сразу: и услышал божественное пение, и сохранил свой корабль.
— Ага. А я что-то вроде Одиссея, привязанного к мачте?
— Именно, — Лапидиус порадовался. Ее умозаключение свидетельствовало о мыслительных способностях. Может, Фрее Зеклер и не хватало образования, но смышлености ей не занимать. — Из-за замка, который не даст тебе вылезти.
— Но Одиссей-то слушал красивые песни, а мне остается только мука.
— Это так. Зато под конец ты победишь болезнь. Точно так же, как Одиссей торжествовал победу над сиренами. Это главное.
— Да, наверное.
Фрея начала дрожать. По сравнению с жаровой камерой в помещении было холодно, а на ней практически ничего не было.
— Господи! — воскликнул Лапидиус. — Ты же замерзаешь! Это беда для лечения. Давай скорее в камеру!
Она не двинулась с места, только спросила, к его удивлению:
— А у Одиссея была жена?
— Да, а что? Ее звали Пенелопа.
— Пенелопа, — повторила она за ним. — Чудное имя. Но красивое.
— Полезай быстро в камеру. Прошу тебя! — не отставал Лапидиус. — Я сейчас уйду, а ты ляжешь на место, договорились?
Она пристально посмотрела на него:
— А это и вправду важно?
— Очень важно.
— Тогда лягу. Только скажу: если бы вы сейчас не рассказали историю про Одиссея, я бы ушла. Только не запирайте на замок.
— Хорошо. Я пришлю тебе Марту. Она снова намажет тебя. А потом ты получишь diaphoreticum.
— Что-что?
— Извини, потогонное средство.
— И еще мне нужен свет.
— Позже я принесу тебе керосиновую лампу и поставлю возле дверцы. Но нельзя оставлять ее зажженной на ночь, это опасно.
— Вы сами за ней придете?
— Да.
— Когда?
— Посмотрим. Но приду обязательно.
Лапидиус спустился по лестнице и направился в кухню, где застал у плиты полусонную Марту.
— Марта, вот ключ от камеры Фреи. Запри, после того как закончишь ее обихаживать.
Служанка от души зевнула.
— Ладна, хозяин. А чё делать-та?
Лапидиус объяснил.
— И еще: ключ только один. Смотри, не потеряй его. Я буду давать его тебе только на время процедур. Сразу, как закончишь, отдавай его мне. А в случае если меня нет дома или еще что, прячь его… — он оглядел стену у плиты, поскольку помнил, что один кирпич там плохо держался, — прячь его сюда, за кирпич.
— Ладна, хозяин, сделаю. Не хотите горяченького? Супчик готов.
— Нет, спасибо. Мне еще надо поработать.
— Ладна, хозяин. Токо не скопытьтесь с голодухи. Все баландаетесь в ваших стекляшках, и поесть неколи…
— Марта!
— Все-все, хозяин, уже иду.
ТРЕТИЙ ДЕНЬ ЛЕЧЕНИЯ
Фрея лежала в жаровой камере и гадала, который теперь час. Утро уже настало? Где-то посреди ночи она задремала, когда пришел Лапидиус и погасил лампу. Лапидиус. Какой странный человек. Такой долговязый, но совсем тощий и какой-то усталый. Строгий, с холодными серыми глазами. И не молод уже. Но все же в нем что-то такое есть… Богатый и с положением, хоть одевается как-то небрежно. Наверное, он многое пережил, прежде чем осел в Кирхроде. Но что? В нем есть какая-то тайна, это уж точно…
Зачесалось плечо, и она, с трудом дотянувшись, поскребла зудящее место. Под ногти и между пальцами набилась вонючая густая мазь. Она обтерла ее о стропило. Ее мысли снова вернулись к Лапидиусу. Ей еще в жизни не встречался человек, который бы стал для нее что-то бескорыстно делать, не считая матери, конечно. И недоверие к нему еще не совсем прошло. Что-то должно за этим крыться, коли он так поступает…