Лапидиус оборвал себя на полуслове, потому что ему пришло в голову, что упомянутый им фон Гуттен перенес не меньше одиннадцати курсов лечения, что было мученичеством — мученичеством, которое оказалось напрасным. Так что этот благородный господин был плохим примером. Он поспешно закончил:
— Может быть, и тебе станет легче, если ты поговоришь со своею болезнью.
— Не хочу я с ней разговаривать. Я хочу вылезти отсюда!
Лапидиусу пришлось призвать все свое терпение, чтобы не выйти из себя.
— Если ты покинешь камеру, то умрешь от болезни. Рано или поздно тебя ждет верная смерть. Но если тебе так хочется, можешь расстаться с жизнью и по-другому: сгорая на костре. Или ты думаешь, что сумеешь убежать от городского суда?
Фрея молчала, поджав губы.
— Поверь мне, у тебя есть только один выход: лечиться в камере и надеяться, что мне удастся снять с тебя обвинения в колдовстве. А что, кстати, имеют против тебя Кёхлин и Друсвайлер, которые дали свидетельские показания? Ты их знаешь?
— Нет… Да… Немного.
— Да в чем дело?
— Ну, они у меня пару раз покупали.
— Что покупали? Где? При каких обстоятельствах? Не заставляй каждое слово тянуть из тебя клещами.
Он слышал, как она забормотала себе под нос что-то, сильно смахивающее на строптивое ворчание, однако потом внятно сказала:
— Травы покупали. Я их почти не знаю. Говорила же вам, что хожу из города в город с тележкой. Здесь я уже пару недель, и кое-что им продала.
— Расскажи подробнее.
— А чего тут рассказывать? Я продаю свежие и сухие травы. Сухие держу в мешочках разной величины. Маленький мешочек стоит…
— Ладно, довольно, — перебил ее Лапидиус. — Я не то имел в виду. Расскажи мне лучше об этих женщинах.
— Можно мне воды?
— Да, погоди.
Он крикнул Марту и велел ей принести кружку колодезной воды. Фрея взяла ее, с трудом приподнялась на локтях и сделала пару глотков. Когда Марта ушла, она заговорила снова:
— Кёхлин такая дородная. И все у нее толстое. Нос как репа, ага, точно, как большая красная свекла. А глазки цепкие. Если остальные покупательницы не больно-то видят, когда травка не совсем свежая, то эта видит все. И такая злющая! Другая, Друсвайлер, та тощая, как палка, и страшна, как смертный грех. На лице три или четыре большие бородавки. Дура, не знает, что о ней люди болтают. А говорят про нее, что она своей руганью свела мужа в могилу.
Несмотря на другие заботы, Лапидиус невольно хмыкнул.
— А ты наблюдательна, — с похвалой отозвался он.
— Да ладно уж вам. Я все это знаю только из-за того, что в последний раз поругалась с ними. Протиснулись вперед, эти двое, всех растолкали. Ну им бабы и задали жару, и поделом! Ух, как летели клочья! Пришлось даже звать цирюльника.
— Когда это было?
— Недели три назад, может, четыре. Но я их почти не знаю.
Лапидиус рассуждал вслух:
— Если это все, то откуда они взяли, что ты варила пальцы младенцев, заставила кровоточить топорище, заколдовала скотину, и несли еще прочую чепуху?
— А я почем знаю?
— Правда? Можешь поклясться именем Господа?
— Само собой. Да не знаю я их. Видела-то всего пару раз, уж говорила.
Лапидиус шумно вздохнул:
— Ладно, верю. И обещаю, что еще сегодня доберусь до этих «дам». А теперь поспи. Марта принесет тебе diaphoreticum.
Немного погодя он еще раз поднялся наверх, чтобы удостовериться, что Фрея заснула.
Потом запер дверцу.
В третьем часу пополудни Лапидиус разыскал обеих свидетельниц.
Объяснения, которые дала ему Марта, помогли легко найти дорогу. Женщины жили в двух стоящих стена к стене домах. Ему повезло, он застал сразу обеих на кухне Друсвайлер. Как только он представился, тощая просверлила его взглядом снизу доверху и кислым голосом спросила:
— Ну, и чем обязаны вам визитом?
Лапидиус поправил свою шелковую шапочку и приступил:
— Вам знакома Фрея Зеклер?
— Кто ж ее не знает. Полгорода знает ведьму.
— Именно об этом я и хочу с вами поговорить. Откуда у вас такая уверенность, что она ведьма?
Тут вмешалась толстая Кёхлин:
— Все это знают. И мы тоже. А вам-то что?
Ее глазки сильно напоминали мышиные. Фрея и в самом деле метко описала свидетельниц. И прежде чем Лапидиус успел ответить, она ответила сама:
— Может, потому, что вы с ней живете, а? Все видели, как вы вели ее к себе. Уже все знают, что у вас с ней шашни. Что, скажете, нет?