Лапидиус вмешался:
— Может быть, у убитой есть при себе что-то, по чему можно установить, кто она такая.
Страж порядка смерил его взглядом.
— Я уже обыскал тело и не нашел ничего, что бы выказало ее имя. Только две кровавые буквы, вырезанные на ее лбу. — Крабиль чуть-чуть отвернул полотнище. — Жуть! Я ничего такого в жизни не видел! Вроде бы «F» и «S».
Лапидиус тем временем подобрался ближе к убитой. Начальник стражи говорил правду. Кто-то вырезал у нее на лбу эти буквы. Скорее всего, ножом. Однако эти раны едва кровоточили, так что причиной смерти должны были стать другие, более тяжкие повреждения.
— Мне эта женщина, к сожалению, также не знакома, — сказал Лапидиус.
— Я так и думал, — проворчал начальник стражи. — Похоже, никто ее не знает, даже старый Хольм, что нашел ее. А вы магистр Лапидиус, не так ли?
— Совершенно верно.
Повисла тишина. Лапидиус почувствовал, как все взоры обратились на него. Потом торговки склонили друг к другу головы и принялись шушукаться. До него доносились отдельные фразы:
— …это же тот, что связался с Зеклер…
— Зеклер?
— …ну да, Зеклер, ведьмой!
— И у него с ней…
— Ага, под одной крышей!
— ФРЕЯ ЗЕКЛЕР!
Какая-то из баб истошно выкрикнула имя.
— Говорю вам, это дело рук ведьмы! — со знанием дела орала она. — «F» и «S»! Фрея Зеклер! Это она укокошила несчастную!
Другая поддержала товарку:
— Да, да, так и есть! Это угроза! Она грозит всем нам!
Лапидиус увидел, как у начальника стражи округлились глаза.
— Слышу, небезызвестная Зеклер живет под вашей крышей?
По нему было видно, что он бы сейчас с удовольствием на месте схватил того, кто укрывает ведьму.
Одно лишь высокое положение магистра мешало ему расправиться немедля.
Бабам это не мешало. Вместе они чувствовали себя силой. Они враждебно надвинулись. То тут, то там раздавались грозные крики:
— Чего тянешь, Крабиль?
— Хватай его за шиворот!
Лапидиус попятился. Чего это бабье взбеленилось? Они что, всерьез верят в то, что кричат? Лапидиусу не оставалось времени на раздумья, потому что бабы приступили к делу сами, взявшись за метлы и палки. А поскольку страж порядка и не думал сдерживать их, он быстренько ретировался. Было бы глупо разыгрывать из себя героя.
Лапидиус помчался домой со всех ног. Когда, еле переводя дух, он остановился у своих дверей, то с облегчением увидел, что никто его не преследовал. Видно, торговки побоялись оставить товар без присмотра. Он прошел прямо к себе в лабораторию и, отдуваясь, плюхнулся в любимое кресло. Внезапно он почувствовал страшный голод.
— Марта! — крикнул он. — Марта, что у тебя там на плите?
Дверь в кухню на щелочку приотворилась, и служанка просунула голову:
— Энто вы, хозяин?
— А кто еще? — Лапидиус сдвинул в сторону приборы на лабораторном столе. — Принеси-ка мне поесть.
— Вон оно и ладно, хозяин. Как ить в воду глядела, сготовила ваше любимое кушанье: омлет с фазаньими потрошками и перчиком. Погодьте, щас принесу, пока тёпленько. — Она заспешила к плите.
Через приоткрытую дверь Лапидиус наблюдал, как она вынула из буфета большое блюдо и навалила приличную порцию.
— Не серчаете на меня больше? — спросила Марта чуть погодя, расставляя на столе все для трапезы, на этот раз с крайней осторожностью.
— Нет, нет, — у Лапидиуса потекли слюнки. — А как дела у Фреи? — тем не менее не забыл он спросить, отправляя в рот первый кусок. — С ней все в порядке? За огнем в атаноре следила?
— Все сделала, как надобно, хозяин. А про Фрею-та скажу, уж больно ей было худо, сердешной. Дала ей чуток попить. В оконце на заслонке.
— Прекрасно.
Лапидиус продолжал поглощать любимое блюдо. Утром он не удосужился подняться к Фрее и сейчас испытывал угрызения совести. Он чуть было не сорвался с места, однако еда удержала его за столом. Тогда он сделал другую попытку: повернув голову к отверстию теплового канала, крикнул:
— Фрея! Фрея, надеюсь, тебе лучше?
Никакого ответа.
Может быть, чтобы было слышно, надо говорить прямо в отверстие? Но покой уже был потерян. Он в спешке проглотил остатки пищи, велел Марте убирать и поскакал вверх по лестнице к пациентке. Наверху жутко смердело. Лапидиус наморщил нос. Не ожидая ничего хорошего, он повторил свой вопрос:
— Надеюсь, тебе уже лучше?
Она посмотрела на него в окошечко. В тусклом свете дня ее лицо выглядело изможденным. Зеленые глаза помутились, цвет кожи напоминал засохшую булку.