На утро она сказала, что, хоть она и против этого всего, так как это опасно для меня, разрешит мне продолжить этим заниматься только с условием того, что она будет приходить туда во время моих боев. Мари хотела быть уверенной, что со мной все будет в порядке, и заодно поддержать меня. Скрепя сердце, я согласился и с тех пор, каждый раз, когда я выходил на ринг, в первую очередь выискивал ее в толпе. Как бы я ни хотел, чтобы она не видела, как я дерусь, знать, что она пришла и болеет за меня – это придавало мне сил еще даже больше, чем адреналин и то обострение чувств. Я снова сходился в бою, и снова побеждал, не хочу показаться тщеславным, но мои поражения были действительно редкими и случайными. Я стал лучшим боксером в том подпольном клубе. И оставался им до тех пор, пока однажды Джимми не подошел ко мне с разговором после матча. Он поздравил с очередной победой и спросил, не тесно ли мне под полом.
- Что вы имеете в виду?
- Ну же, Марк, ты же понимаешь, ты слишком хорош, чтобы продолжать драться на этом ринге. Слушай, мне нужно уезжать отсюда, из города, я направляюсь в Чикаго, и предлагаю тебе последовать за мной. У меня есть знакомые там, я смогу устроить тебя на официальные бои, - он провел рукой с сигаретой. – Только подумай, парень, просторные залы, репортеры, пояс чемпиона.
- Мне нужно обсудить это со своей девушкой, Джимми.
- Конечно, я направляюсь туда на следующей неделе, если надумаешь, ты сможешь меня там найти. Я уверен, ты сможешь добиться многого.
Нельзя сказать, что Мари восприняла с большим энтузиазмом мое предложение о переезде, но она согласилась, и через две недели мы приехали в Чикаго. Джимми сдержал обещание, он даже нашел нам квартиру, благо, на деньги, которые я получал за бои, мы могли позволить больше, чем комната в трущобах. Он стал моим агентом, представив меня как начинающего спортсмена, он находил мне оппонентов и организовывал встречи. Все было так, как он говорил: мы вышли из подполья и занимались на гораздо более профессиональном уровне. Моя реакция работала все также отменно, а техничность отрабатывалась с каждым поединком. Единственное, что осталось неизменным, это то, что я по-прежнему искал лицо Мари в зале, каждый раз, когда я поднимался на ринг. В этот момент меня настигла слава, боксерские поединки широко освящались спортивной прессой. Дальше можно не рассказывать, все мои победы были в газетах, но, если вы не в курсе, вкратце расскажу. А случилось вот что.
Спустя три года после переезда в Чикаго, начался скандал. Ну, как скандал. Один из репортеров решил раскрутиться на моем имени, написав статью о том, что, якобы, я «убиваю» своих противников. Знаю, звучит страшно, но убийства выставлялись косвенными. Он провел расследование и выяснил, что большинство моих оппонентов умирали в течение года после боя со мной. Кто-то от передозировки морфином, кто-то разбивался на машине, кто-то даже покончил с собой. Если человек выходил со мной на ринг, он мог через месяц быть застреленным обычным уличным воришкой. Казалось бы, причем тут я, но журналист связал эти случаи, а их оказалось немало, и так ловко обернул это вокруг меня, что в спортивной среде у меня появилась некоторая мистическая репутация. Именно тогда я получил свое остроумное прозвище – «Клеймовщик». Звучит жутко, но вкупе с моей репутацией, оно нагонял страх на моих оппонентов. Пресса быстро подхватила эти новости и вскоре людей, которых я побеждал, начали называть «заклейменными», или «меченными». Все это было забавно, пока число желающих выйти со мной на бой начало снижаться. Но даже в тех редких боях, в которых я участвовал, я видел среди зрителей любимое лицо. Мари не пропускала ни одного матча, и, возможно, именно поэтому я побеждал. Потому что у меня была она, а подвести ее я не имел права.
Я не верил ни в какие проклятья и считал свою репутацию скорее забавляющей, пока не получил новости из Канзаса. Оказалось, что мой старик умер, отказала печень, да и вообще, с момента моего ухода его здоровье начало скатываться гораздо резче, чем при мне. Вспомнив обстоятельства расставания с отцом, я насторожился и приехал к Джимми с просьбой узнать о тех парнях, с которыми я дрался тогда, в Сент-Луисе. Как и следовало ожидать, моя просьба была воспринята странно, но он обещал навести справки.