Мужчина развел руками.
- Немного поторопились. Боец решил устроить привал. Имеет право. Отдохнув, он с еще большим остервенением бросится в атаку. Уверяю тебя!
Сравнение с бойцом ей понравилось. Чтобы боец беспрекословно подчинялся, она решила подкормить генерала и поднять его боевой дух при помощи бутылки вина. Трапеза затянулась к ее огорчению, но зато последующие события компенсировали ее за нетерпеливое ожидание новой атаки. Боец поднялся в полный рост. И хотя каждая атака затягивалась всё дольше, обороняющаяся сторона (хотя об обороне можно говорить чисто фигурально, поскольку она полностью отсутствовала) с каждой атакой получала всё большее удовольствие. Со Штукатуром у нее никогда не было подобного. Под утро генерал всё же окончательно выдохся и уснул, похрапывая и пуская слюну на подушку.
Она не могла уснуть. Ее рука лежала у него в промежности и без всякого толку теребила и мяла вконец обессилевшего бойца. И это их славные защитники! Все ее усилия были тщетны. И только когда за окном чернильная мгла стала сменяться утренней серостью, как боец дрогнул, слабо шевельнулся, подав признак жизни, а потом потихоньку стал твердеть и набухать, раздвигая пальчики ее рук. Всё-таки что бы там ни говорили, а женская рука способна творить чудеса. Генерал почему-то отказывался поднимать бойца в очередную атаку, почему-то считая, что сон важнее очередной победы, которая обеим сторонам доставляет чувство полного удовлетворения. Ей вспомнилась пословица, может быть, и не совсем уместная в данной ситуации, про гору, к которой не хотят идти. Она оседлала своего генерала и направила отвердевшего бойца туда, где он должен был показать чудеса своей находчивости и стойкости. Генерал сначала проявлял недовольство такой активностью противной (в смысле, противоположной) стороны, потом в нем проснулся воинский азарт, по мере того, как ее прыжки вверх грозили побить все олимпийские рекорды, и он стал проявлять инициативу.
- Ты, оказывается, фруктец еще тот! – пробормотал он, задыхаясь.
- Ты вместо того, чтобы болтать, покрепче бы держал меня за сиськи, пока я не улетела в стратосферу, - на одно выдохе высказалась она.
Он протянул вверх руки, и тут его глаза округлились, он попытался натянуть на себя одеяло, а боец его сразу потерял твердость и выпал оттуда, где его ожидала скорая награда. Но покинувшим раньше времени поле боя награда не положена.
- Это еще что такое? – возмутилась она.
Он же со страдальческой улыбкой выдавил из себя:
- Здрасть! А вы кто?
Смотрел он совсем не на ее, а куда-то в сторону. В глазах его был страх.
Она повернулась. На пороге стоял Штукатур. Плащ ее был растегнут. В руке, скомкав, он держал фуражку. На левом ботинке болтался шнурок. Почему он не разулся на пороге?
Продолжалась немая сцена довольно долго. Она не знала, что нужно говорить в подобных случаях, поскольку это с ней произошло впервые. Хотя в фильмах она такие сцены уже видела. Генерал – или кто он там? – проявил чудеса ловкости и настоящую боевую смекалку. Видно, для него такое не впервые. Как-то моментально выскользнул из-под нее, схватил в охапку кушак и шапку и растворился, как будто его здесь и не было. Ни она, ни Штукатур не заметили, где и как он проскользнул. Она сидела с раздвинутыми ногами, повернув к Штукатуру голову и оставалась в этой позе, ничего не меняя. Настоящая скульптура. Хоть сейчас выставляй на набережной местной речушки, как андерсеновскую Русалочку. Этакий символ неверных жен!
- Ты? – наконец-то раздались ее губы.
Он кивнул, переминаясь с ноги на ногу. Посмотрел на ботинок с развязанным шнурком