Что касается александрийского астронома Созигена, то о нём упоминают не так часто, как о Цезаре. Наверное, потому что Созиген не являлся фактически первым римским императором!..
...Когда Цезарь объявил ей, что хочет совершить «некоторое путешествие по Египту», как он выразился, и берёт с собой Аполлодора, «потому что я путешествую не как завоеватель, а как друг этой страны», она бросила коротко:
— Поеду я!..
Он смотрел на неё.
- Со мной ничего не случится, — говорила она. — Аполлодор останется в Александрии. Поеду я! Я хочу увидеть свою страну!.. Это я совершаю путешествие, а мой римский гость сопровождает меня!..
Он ответил только:
— Я подчиняюсь решению царицы. Я действительно всего лишь гость в твоей стране!.. — Затем он спросил её, хочет ли она проститься с сестрой. — Арсиноя уезжает в Рим, при ней остаётся весь штат её прислуги...
Она хотела было скрестить, сжать пальцы, но не сделала этого, а только отвечала:
— Нет.
Началась подготовка к путешествию. Она знала, что никакой смуты в столице не произойдёт. Легионы Цезаря стояли лагерем под Александрией. Она вызвала Аполлодора и Максима во дворец. Аполлодор должен был продолжать руководить восстановлением Библиотеки. Максиму она оставила большую государственную гематитовую печать вместе с правом ведать хозяйственными делами и контролировать судопроизводство. Она уже сделала распоряжения о перестройке дворца, пострадавшего за время войны. Ирас, Хармиана и десять рабынь ехали с ней. Предстояло далёкое плавание. Она ничего не боялась. Она хотела наконец увидеть свою страну!..
Но Цезарь предложил сделать это путешествие частным:
— ...Иначе, девочка моя, подумают, будто царица словно бы представляет свою страну римлянину, словно бы намеревается отдать свою страну... А ты ведь не намереваешься, не так ли?..
Но и она уже привыкла к этим мужским попыткам унизить её, унизить шутливым голосом, и снисхождением в этом голосе, и словами, роняемыми легко... И она расхохоталась, показывая ему свою уверенность, и показывая, что не принимает его слова всерьёз... И дитя в утробе ответило на её смех громкий быстрыми толчками. И она прижала к животу ладони, ощутила толчки сквозь гладкий шёлк, туго обтянувший живот... И было такое ощущение, будто дитя хочет щекотать её внутри, и хочет поскорее узнать, что же там снаружи, и хочет поддержать её в этой её борьбе со всеми, кто решил с ней бороться!..
Но она, конечно же, согласилась с этим римлянином. И снарядили два корабля, один — для неё, другой — для него. Два хороших, из кедрового дерева, корабля. Её корабль шёл впереди. Её охрана была одета, как старинные воины фараонов, старого долгого времени Рамзесов. Его охранных воинов было совсем немного, но на самом деле больше, потому что часть охранного отряда состояла из переодетых в обычное платье светское римское.
Она понимала, что покамест не решилась бы одна путешествовать по своей стране. Она ведь, в сущности, боялась своей страны. Все Лагиды боялись Египта! Они, греко-македонцы, дали этим землям своё, греческое имя, но это имя по происхождению своему было египетским именем. Ей предстояло плыть к людям, которые ещё называли свою, да, свою, свою страну старинным родным именем «Кемет» — «Чёрная», потому что чёрный цвет земли, орошённой Нилом, означал плодородие, возрождение. Лагиды назвали эту страну «Айгюптос», но они всего лишь исказили одно местное именование — «Хику-Пта» — «Крепость духа Пта», а другое название города «Хику-Пта» было — «Мен-Нефер» — «Белая стена», а греки называли этот город Мемфисом... И она понимала, что покамест лишь в сопровождении Цезаря, под его охраной, в сущности, она решается путешествовать по своей стране!.. А он, Цезарь, — он был все, чем должен быть мужчина, потому что главное в мужчине — интеллект! И Цезарь воплощал всеми своими делами этот самый мужской интеллект. Цезарь был тактиком и стратегом. Цезарь был писателем, Цезарь был учёным. Цезарь хотел познавать... Цезарь хотел познать Египет, не Александрию, а ту самую «Чёрную землю», насколько возможно было познать её в одно путешествие! Какие были его практические планы? Ей они были внятны вполне. А кому они могли быть не внятны? Когда-нибудь Египет должен был сделаться римской провинцией. Только и всего. И в какие-то мгновения страшного озарения она тоже понимала ясно, что будет только одно: Египет сделается римской провинцией. Но уже в следующее мгновение она не верила, потому что поверить означало для неё перестать действовать, перестать жить!.. А она жила, жила парадоксально, сама всё более превращалась в некоторый живой парадокс!.. Она ненавидела Рим, она презирала этих дикарей, этих римлян, и она искала, ждала от них — себе — защиты. Она презирала иудеев, сирийцев, насельников Черной земли, коренных местных жителей, и она же изучала их языки, читала их писания, пела их песни и умела танцевать их танцы, и даже могла поклониться их богам, и отдала большую гематитовую печать, дающую власть в государстве, иудею, и делила постель с полководцем Рима!..