Она всё ещё прокисала в лагере, в своей палатке. Цезарь сказал ей, что следует провести совещание; сказал, что её присутствие весьма и весьма желательно... Это самое «совещание» проходило в его палатке. Понятно, что не в её! Не проводить же совещание о военных действиях, не проводить же такое совещание в палатке, заменяющей женские дворцовые покои!.. Она увидела Максима и даже обрадовалась. Он улыбнулся ей уклончивой улыбкой. А она ведь улыбнулась ему искренне, но теперь сжала губы, стыдясь этой своей искренней улыбки. Цезарь учтиво попросил её, чтобы она приказала своему интенданту (а она ещё не знала, что Максим — её интендант!) выдать ему, то есть Цезарю, такое-то число талантов:
— ...царица, расходы огромные! В Александрии триста тысяч свободного населения. Арсиноя и твой брат призывают к народной войне. А в моём распоряжении всего лишь три тысячи двести легионеров и восемьсот всадников!..
Конечно, они всё это нарочно затеяли, чтобы ещё раз, ещё один раз унизить её!.. Она посмотрела на Максима. Он-то за что, зачем унижает её?! Чтобы подчинить? Да, унижают для того, чтобы подчинить...
— Да... да... — повторил Максим, достаточно учтиво, но всё равно как-то уклончиво, будто смазанно как-то...
— Выдай деньги, — сказала она Максиму. А сама сгорала от стыда, потому что они нарочно, нарочно! Они спокойно могли обо всём договориться без неё. Она сидела на кожаной подушке, смотрела на них, слабо подкатывала в горло тошнота. Вдруг она осознала одну чрезвычайно ясную мысль: они издеваются над ней и стремятся подчинить её себе, потому что она ведь нужна им! И она поднялась и вышла из палатки, не сказав им ни слова. Пусть договариваются без неё...
Она пришла к себе и улеглась, натянула одеяло до подбородка. Отпустила на свободу мысли. Мысли тотчас разбежались, оставив где-то в памяти пустую площадь. Потом на этой площади смутно возникли очертания сада и Дидаскалиона. Она и другие девочки выбежали вприпрыжку из ворот. Солнце кинулось в яркие золотые цепочки, браслеты, серьги; позолотило гладкие нежные щёки, тонкие шейки... Смуглые лица засияли улыбками яркими белыми... Никто не любил её. Может быть, Максим любил её, но она не могла бы любить его, и слишком уж он думал о какой-то своей жизни... Почему никто не любил её так, как любил Веронику Деметрий? Почему она не была такой, как Вероника?.. А потом, через много лет, какой-нибудь Плутарх напишет снова о её красоте, которую «нельзя было назвать несравненной или непременно пленяющей любого, кто видел её. Однако, общаясь с ней, невозможно было противиться её очарованию; очаровывали и облик её, и искусство в речах, и пленительное обхождение...» А сколько унижений, Исида Увенчанная! Сколько унижений приходится терпеть, когда им не нужно твоё пленительное обхождение, и твоё очарование, и твоё искусство в речах! И ничего им не нужно! Им нужна какая-то их жизнь; каждому — своя. А кто ты для них? Ступенька, встав на которую, они хотят шагнуть дальше. Кому интересно, больно ли этой ступеньке? Ступенькам больно не бывает! И попробуй сделать больно их ступням, если они обуты в такие крепкие воинские сапоги!..
Неизвестный автор:
«[...] Между тем со дня на день расширялись шанцевые укрепления; все сколько-нибудь ненадёжные части города снабжались «черепахами» и подвижными навесами («мускулами»). Через отверстия в домах пробивали тараном другие ближайшие дома и на том пространстве, которое очищалось после обвала или захватывалось вооружённой силой, постепенно выдвигали вперёд шанцы. Надо сказать, что в пожарном отношении Александрия достаточно безопасна, так как при постройке домов там не применяют ни деревянных перекрытий, ни вообще дерева: они имеют каменные стены и своды и бетонированную или сделанную из каменных плиток крышу. Главной целью Цезаря было отрезать шанцевыми укреплениями и валом от остальной Александрии ту часть города, которую очень суживало находившееся на южной стороне озеро. Так как город разделяется на две части, то Цезарь стремился к тому, чтобы, во-первых, военные действия были подчинены одному плану и единому командованию, далее, чтобы можно было помогать тем, которых будут теснить, и посылать им подкрепления из другой части города; но особенно важно было для него запастись водой и фуражом. Последнего у него отчасти было мало, а отчасти совсем не было, а между тем озеро могло доставлять и то и другое в изобилии.