На поминки она не пришла. Пока гости сидели за столами в ее доме, Клер бродила по парку в полном одиночестве. Воспоминания последних дней, яркие и страшные, не давали ей успокоиться. Она не плакала, но шла быстро, иногда переходя на бег, как будто хотела убежать от них.
Вот она в избе у странной старухи, приютившей и выходившей ее. Клер, как только приехала в поместье, тут же послала старушке большую сумму денег в знак своей благодарности. Призраков она больше не видела, зато узнала, что в ту ночь потеряла дитя. Старуха побежала за повитухой, и та сумела спасти Клер жизнь, но не смогла исцелить ее душу.
Эрнест погиб, и думать о нем ей было страшно и больно. Она так и не смогла понять, что же произошло на самом деле, поэтому сразу после похорон собралась, и, несмотря на нежелание матери видеть ее в городе, отправилась в Петербург. Теперь, когда все дорогие ей люди были мертвы, Клер было совершенно все равно, что будет с ней самой, и что скажут о ней люди. Более того, Елена Витальевна сообщила ей письмом, что в субботу состоится оглашение завещания Ивана Семеновича, и что Клер будет уведомлена о том, что полагается ей, в особом порядке. Это резануло слух. Прочитав письмо, Клер села на ближайший поезд и к вечеру пятницы прибыла в столицу.
Петербург встретил ее весенней слякотью. Выпавший ночью снег таял весь день и под вечер превратился в лед, покрытый толстым слоем воды. Клер сошла с поезда на вокзале, взяла извозчика и направилась домой, к матери, встреча с которой не вызывала у нее никаких положительных эмоций.
Елена Витальевна если и была удивлена появлению Клер, то никак не отреагировала на ее прибытие, и не спустилась поприветствовать ее. Ольга тоже проигнорировала приезд сестры. Клер стояла в гостиной совершенно одна, и смотрела на черные занавески, закрывающие окна, черную скатерть и другие атрибуты лицемерной вдовьей скорби. На камине горели черные свечи, наполняя комнату каким-то пряным ароматом. Клер стало тяжело дышать. Она поднялась к себе и не выходила из комнаты до тех пор, когда на следующий день пришла Анфиса Никитична и пригласила ее спуститься для встречи со стряпчим.
Елена Витальевна, прекрасная в черном платье, в черной вуали, даже не обернулась, когда вошла Клер. Ольга же обернулась, но тут же отвела взгляд. В гостиной все так же были задернуты окна и горели свечи, в комнате кроме матери и сестры были обе кузины, а так же другие родственники, которых, в отличии от Клер, пригласили на оглашение завещания.
— Как ты? — Элла подошла к Клер и взяла ее за руку.
Клер пожала плечами.
— Да так, — неопределенно сказала она.
— Есть планы?
Клер кивнула.
— Хочу поехать путешествовать. Тут мне делать нечего.
Они помолчали. Потом заняли места в последнем ряду, подальше от матери и сестры.
— Мы тоже уезжаем.
— Куда?
— Пока не знаю. В Рим, возможно. Потом в Париж. Нужно двигаться, работать. Ты знаешь, я открыла фотоателье, — Элла улыбнулась.
Клер вспыхнула, вспомнив, при каких обстоятельствах видела Эллу с фотокамерой.
— Удачно?
— Да. Женщина-фотограф, это шик. Желающие записываются за две недели вперед. Хочу такое же провернуть в Париже. Будет очень интересно и модно.
Тут вошел стряпчий и разговор пришлось прервать. Замолчали абсолютно все, и голос пожилого человека, зачитывающего завещание, раздавался в полной тишине. И каждое его слово шокировало Клер все больше и больше. Отец отписывал все своей жене. Клер и Ольга получали капиталы в качестве приданого, но ни одной из них отец не оставил больше ничего. И дом в Париже, и тверское имение, которые всегда считались частью наследства Клер, тоже отходили Елене Витальевне.
— Такого не может быть, — Клер смотрела на Эллу, понимая, что ей банально не на что жить, если она на днях не выскочит замуж, — отец не мог так поступить со мной! Зачем он переписал завещание?
Элла тоже терялась в догадках.
— В последнее время твои родители сильно ссорились. Но я не знаю, что могло заставить Ивана Семеновича оставить вас с Ольгой на попечение матери. Особенно тебя, Клер.
Клер посмотрела на мать, но та сидела к ней спиной, подписывая какие-то бумаги. Родственники, разочарованные тем, что никому ничего не досталось, тихо переговаривались между собой. К Клер никто не подходил, сторонясь ее, словно чумной, и даже приветствий она удостоилась только от одного или двух человек. Элла хмурилась, о чем-то размышляя. Она смотрела то на Клер, то на мадам Элен, и лицо ее становилось все мрачнее.