Кажется, я забыла, что возможности Джеймса сейчас сильно ограничены. Печально.
Я переступила с ноги на ногу, уже чувствуя, как затекли мышцы в рабочих туфлях. Джеймс тоже пошевелился. С протяжным вздохом чуть толкнул меня в спину, отчего я невольно пошатнулась. Потом, резко развернув, прижал к стене, что вызвало невольный стон.
Он разглядывал мое горящее лицо, то и дело касаясь взглядом приоткрытых губ, отчего я самым натуральным образом таяла. Ноги подкашивались, а тело превращалось в глину, жаждущую, чтобы некий гончар, наконец, сделал с ней хоть что-то. Но «гончар» только смотрел, словно решая, какую фигуру он будет лепить сегодня, а затем спросил :
Глава 7. Джеймс
— То есть пока я готовлюсь принять целибат, ты всю ночь трахаешься? И где же твоя хвалёная любовь к справедливости? — потребовал я ответа.
— Что? С чего ты это взял? — ошеломленно переспросила Джудит. — Я просто… — она скользнула взглядом по круглому столу и снова посмотрела на меня, — проспала.
— Да? Ты просто забыла надеть бюстгальтер? — спросил я насмешливо и опустил взгляд на предмет вопроса. Джудит даже не удивилась, что я не выказал недоверия. Мы, наверное, единственные во всем мире, кто никогда друг другу не лгал.
Джудит никогда не обманывала меня, и я вдруг понял, что собираюсь прямо сейчас воспользоваться этим знанием. Ну, а тот факт, что Джудит ни с кем не была этой ночью, дико обрадовал, но ничуть не уменьшил того адского возбуждения, заставляющего мой член впиваться в тонкие прутья.
— Ты мог бы по-дружески об этом не упоминать, — скрестила руки на груди Джудит, еще больше привлекая к себе внимание, то и дело скашивая взгляд вниз.
— То есть было бы по-дружески оставить всё как есть и просто наблюдать, как весь зал пялится на твои соски?
— Джеймс! — возмутилась Джудит, покраснев. — Никто на меня не смотрел, ты единственный заметил.
— Заметил, да. Я заметил…
В моем голосе появилась едва заметная хрипотца. Я смотрел на вжавшуюся в стену шантажистку и чувствовал, как от перевозбуждения уже начинаю дуреть.
— Их, знаешь ли, было сложно не заметить, — продолжал я, положив руки на её плечи. — Но, может, я что-то не так понял? Давай я еще раз посмотрю, — предложил, сам удивляясь своей наглости, но сил сдерживаться не было.
Я вошел в некий эротический транс и словно со стороны наблюдал, как мои ладони съехали чуть ниже, как пальцы пытаются расстегнуть пуговки её пиджака, за что предсказуемо получили смачный шлепок. Было довольно неприятно, но из транса я не вышел, а возбуждение стало болезненно-острым.
— С ума сошел?! — возмутилась она, снова скрещивая руки на груди, но глаза выдавали её состояние. Я видел, что её тело жаждет ласк, она жаждет быть оттраханной.
— Кажется, да, Джудит! — горячо зашептал я. — Я сошёл с ума! Я больше не могу! Я теперь постоянно хочу трахаться, думаю об этом каждую секунду! Меня возбуждает в тебе всё! И даже твоя старческая юбка шиворот-навыворот!
— И ничего она не…
— А знаешь, какого размера стали мои яйца? — перебил я, схватил её за руку и потянул к своему паху, на что Джудит взвизгнула и вырвала её, но не убежала, не оттолкнула, а просто смотрела. Смотрела. Смотрела. Меня уже буквально трясло как от опиумной ломки.
— Я знаю, ты можешь его снять, — шепнул я, наклоняясь ниже и обдавая горячим дыханием её висок, отчего глаза Джудит непроизвольно прикрылись.
Теряя голову от её близости, от своего вожделения, что делало кровь, несущуюся по венам, похожей на лаву, я ещё немного приблизился к Джудит, вынуждая её в защитном жесте выставить руки перед собой, дабы удержать меня на расстоянии. Но её молчание и тяжёлое дыхание сказали мне гораздо больше, чем эта слабая попытка сопротивления.
Мы долго вглядывались друг другу в глаза, пока я, воспользовавшись заминкой, умудрился расстегнуть единственную пуговку, скрывающую спелые плоды, готовые к тому, чтобы их сорвали. Это словно снять последний кусочек кожуры со сладкого мандарина с приятной кислинкой. И Джудит была такой же. Не каждый может распробовать ее до конца, возможно, не каждый хочет, а я хотел. Очень хотел.
Пиджак распахнулся, и я вновь увидел её упругие грудки с твердыми сосками — нежными и манящими. Я не смог, да и не желал, сопротивляться охватившему меня наваждению. Я дотянулся головой до её груди и прижался губами сквозь полупрозрачную ткань блузки.