Олаф упрямо смотрел на него исподлобья. Най мысленно воззвал к — удивительно — расчетливости и, может, даже алчности этого человека. Как-никак, в случае обнаружения артефакта такого масштаба без выгоды он не останется: деньги от туристов и любопытствующих зевак потекут в музей рекой, а его директору, как руководителю экспедиции, непременно достанется вся слава.
Най не преминул бы сообщить Оскласу об этом, реши он заартачиться, но директор зашел с другого пути:
— А к-как же твоя гипотеза?
“Ну почему именно сейчас!?” — мысленно выругался Най. Надо же было испортить такой торжественный момент его воодушевления внезапным упоминанием возможности конца света!
— Не думал, что ты п-п-присоединишься к нашему с Сонсеном мнению, — Добавил Олаф.
Най всегда считал себя принципиальным человеком. Не во всем, конечно — ему не было никакого дела до пошива костюма в конкретном ателье или покупки сладостей у одного и того же кондитера, но были вещи, которые он находил чрезвычайно важными. И собственные научные изыскания относились именно к таковым.
Он никогда не выдвигал поспешных гипотез и непроверенных идей, дабы не прослыть среди ведущих умов недотепой и профаном, сыном гениального отца, на котором отдохнула природа. Все, что Най делал и говорил, было результатом многолетнего труда и кропотливых исканий, взвешенных и обдуманных.
Он не поступился бы ни одним своим словом даже под страхом смерти. Но в данном случае речь шла даже не о его гордости или принципах — на кону стояла целая колония.
Вся его затея могла провалиться из-за одной неосторожной фразы. Но Най не имел права поставить себя — свою дурацкую жизнь — выше безопасности целой планеты. В таком случае он недостоин бы ни звания ученого, ни звания сына своего отца.
— Я и не присоединяюсь, — Твердо возразил он, — Я по-прежнему считаю, что нахождение артефактов Триады в одном помещении может быть небезопасно. В случае, если у меня получится доставить сюда Клетку, я бы советовал расположить ее как минимум… в другом крыле здания.
— Г-г-гипотетически небезопасно, — Подняв палец, поправил Ная Олаф, — Пока н-не приведены доказательства разрушительного влияния энергии артефактов на внешнюю среду, мы ничего не можем з-заявлять наверняка.
Снова эта песня! И почему они с Сонсеном не могли даже допустить такой возможности?
Най знал ответ. Ни Олаф, ни Сонсен не были на Последнем Корабле, не видели своими глазами эти неестественно разбросанные по судну трупы, ставшие за много лет голыми скелетами, не натыкались на неестественный зеленоватый свет, который и натолкнул Ная на мысль о Следе. Они посвятили жизнь изучению Нефритовой Триады, но словно понятия не имели, с какой силой имеют дело.
Несмотря на то, что теперь молодой человек искал в ней исцеления, он помнил, что в первую очередь она убивала.
— Я найду и приведу доказательства, — Отчеканил он, — Но сейчас нужно пользоваться шансом, пока он не исчез. Возможно, именно в Клетке и кроется доказательство моей гипотезы.
— Или же н-н-наоборот, — Заговорщически улыбнулся Осклас.
— В любом случае, мы должны быть с ней предельно осторожны, — Най кивком указал на застекленную высокую витрину, с которой за ними наблюдал Нефритовый Веер, — Как с ним.
Он до сих пор помнил момент, когда первый и единственный раз взял эту, казалось бы, безобидную вещицу в руки. И едва не разгромил весь Золотой зал, по размеру превосходящий этот раза в два.
Веер превращал воздушные потоки в непреодолимую разрушительную силу. Из всей Триады он был самым опасным. Впрочем, Най понятия не имел, на что были способны Шахматы до того, как кто-то расколошматил их вдребезги, очевидно, свихнувшись от полученной в результате взаимодействия с ними информации.
По старой хранительской легенде Шахматы знали какую-то истину, едва ли не суть мироздания или смысл бытия, постигнув который, человек либо становился властителем миров, либо сходил с ума.
Впрочем, Шахматы уже давно ничего не могли сказать — нефритовые фигуры из камня разных оттенков, посветлее и потемнее, были разбиты на мелкие кусочки, а доска развалилась на клетки, из которых и состояла. Вся эта неприглядная куча обломков теперь представляла из себя лишь странный музейный экспонат с невероятным прошлым, который тоскливо взирал на Веер с витрины напротив, но отчего-то до сих пор излучал След, из-за которого Най не спешил списывать Шахматы со счетов. Эти утратившие дар кусочки камня все еще светились таким количеством энергии, что не уступали в ней вполне невредимому Вееру. И это настораживало Ная не меньше всего остального, потому как от дестабилизированного артефакта можно ждать чего угодно.