Он закрыл глаза снова – и на этот раз позволил себе провалиться в сон, чувствуя, что даже во сне он теперь не будет один. Сон подкрался к нему мягко, как туман, и вскоре Кирилл уже не мог отличить, где кончается реальность пещеры и где начинается другое – что-то большее.
Сначала было ощущение воды. Не ручья – а океана. Бескрайнее чёрное пространство, в котором он парил, как пылинка. Вода была не мокрой, а живой – каждая капля светилась, и миллионы этих светляков складывались в картины. Они дрожали, текли, перетекали друг в друга, словно гигантская цифровая панель, где вместо пикселей – светящиеся сущности.
Кирилл видел узоры – гигантские, уходящие за горизонт. Спирали, круги, древние символы, напоминающие одновременно и коды, и уравнения, и руны. Они шевелились, будто дышали. И вся эта бездна смотрела на него.
Потом картины начали меняться. Он увидел землю – не ту, привычную, а чужую. Скалы, где вода течёт вверх. Деревья, чьи кроны росли не к небу, а в сторону, тянулись к светящимся потокам. Твари, в чешуе которых горели узоры. Всё это складывалось в сеть – как паутина, как граф связей. Каждый узор был узлом. И этот мир был не просто местом – он был системой. Огромной, живой системой, где каждый камень, каждая травинка, каждая ящерица были “подключены”.
И вдруг он увидел себя. Маленькую, тусклую фигуру без свечения. Пустую точку в сияющей сети. И сеть… Тянулась к нему. Щупальца света тянулись, ощупывали его границы, пытались войти внутрь. Но натыкались на пустоту.
Кирилл ощутил это, словно на физическом уровне. Давление на грудь… На виски… Мир хочет… Включить меня. Но у меня нет порта для подключения.
Его начало трясти, и образы сменились. Теперь он стоял на каменной равнине, окружённый лицами. Но это были не люди. Лица вытекали из скал, плавали в воде, мелькали в листве. Они были огромные, безмолвные, как маски. И все они смотрели на него. Не злобно – скорее, оценивающе. Как судьи, которым неизвестно, оправдать или уничтожить подсудимого.
И вдруг одно из лиц приблизилось – огромное, состоящее из трещин и линий света. Оно наклонилось к нему так близко, что Кирилл ощутил его дыхание – сухое, как песок. И беззвучный зов пробрал его насквозь:
“Ты – чужой. Но ты – нашёл дорогу.”
Он хотел спросить “кто вы?”, “где я?”, “что вам нужно?” – Но во сне язык не слушался. И лишь ощущение, что он стоит перед чем-то неизмеримо большим, холодным и древним, не давало дышать.
Сеть снова засияла. Тысячи нитей света сошлись над ним, образуя узел. И он понял, что это был выбор. Мир предлагал ему нечто. Войти в него. Стать частью. Но что это означало – он не знал.
И в тот миг, когда свет почти коснулся его кожи, Кирилл рывком проснулся – в своей пещере, на подстилке из травы и веток. Лоб его был мокрым от пота, дыхание сбивалось, сердце колотилось. А на секунду ему показалось, что на стенах пещеры узоры горят чуть ярче, чем вчера.
Кирилл проснулся резко, будто его кто-то толкнул. Веки парня были тяжелы, но глаза парня сразу раскрылись. В пещере царил предрассветный полумрак, однако он чувствовал, что что-то изменилось.
Вчера скалы казались просто чужими, диковинными, пугающими. Сегодня же, после сна, они были живыми. Мир не просто существовал вокруг – он ждал. Ожидание висело в воздухе, давило, как тяжёлое одеяло. Казалось, стоит сделать не то движение, не туда шагнуть – и невидимый суд вынесет приговор.
Кирилл лежал на подстилке из травы и веток, и впервые в жизни поймал себя на мысли, что чувствует себя зверьком, загнанным в клетку. Он не хотел вставать, но жажда, голод и холод заставили. Тело ещё помнило ту волну свежести от воды из ручья, но сил всё равно не хватало.
Он медленно поднялся и обошёл пещеру, оценивая её заново. Небольшая, сухая, в глубине сужающаяся – прятаться удобно, но не жить. “Дом”, если так вообще можно было бы сказать, требовал определённого обустройства. Раз уж он уже был здесь, ему теперь надо было учиться выживать. Хоть день… Хоть неделю… Хоть месяц… Пока не найдёт хоть какой-то шанс найти людей. Или хоть какую-то цивилизацию.
Мысль о цивилизации ударила его определённой тяжестью. Вчера он ещё надеялся на то, что вот-вот выйдет к какой-то деревне, встретит костёр, дым, голоса. Но сон показал обратное. Этот мир мог быть целиком чужим. Может, здесь и вовсе нет людей. А если и есть, то кто сказал, что они будут похожи на него? И именно чтобы не застрять в этих мыслях, Кирилл заставил себя действовать.
И тут из памяти всплыло лицо прадеда – сухого, жилистого старика с вечно пахнущими дымом руками. Лесник. Человек, в дом которого Кирилла возили в детстве на лето. “Для закалки”. Тогда это казалось деревенской каторгой. Так как там ему приходилось таскать воду… Учиться разводить костёр… Ставить смешные, наивные ловушки… Но сейчас эти воспоминания обожгли странным теплом. Прадед ведь знал, как жить в диком лесу. Пусть не в таком, но всё же…