Я посмотрела на главного, ожидая пусть не поддержки, но хоть какой-то реакции, но он молчал, и я продолжила:
- Я понимаю, что нам не следовало здесь быть, поэтому мы немедленно уйдем.
И я сделала движение телом в сторону от ямы. На моё движение главный отреагировал мгновенно, он решительно шагнул мне навстречу и, наконец, сказал:
- Не положено! Вам надо пройти с нами.
- Но мы ничего не сделали. Всё вышло случайно и, кажется, для вас должно быть выгодно, что мы обнаружили эту погрешность в вашей ...
Я замялась, называть тюрьмой мне это не хотелось, еще и потому что не хотелось показать, что я понимаю какой секретный военный объект находиться здесь.
- В вашем экспонате. Давайте мы тихонько уйдём, словно ничего и не было.
- Разберёмся!
Сказал главный военный. Он не приближался, но и не собирался отступать. По всему его виду я поняла, что нас сейчас поведут куда-то, может быть в эту самую тюрьму, откуда никогда уже не выпустят.
Сама мысль лишиться свободы вызвала у меня такой бешеный протест, что весь мой страх куда-то делся. Я решительно поворачиваюсь в сторону, откуда мы только что пришли и, крепко взяв дочь за руку, начинаю широкими шагами двигаться от тюрьмы в сторону леса, который виднеется вдали. Военные разбиваются на две группы и неотрывно следуют за нами по бокам, поэтому одновременно с движением я твержу, как заведенная:
- Я не хочу в тюрьму! Разберитесь сначала! Мы уже вам помогли найти ошибку.
Меня никто не задерживает, но наши преследователи, как будто рассредоточились, они появляются то там, то тут, сопровождая нас постоянно. Я шагаю спешно, я тороплюсь укрыться в лесу.
Часть 3. Поезд
Наконец, мы заходим в него. Это сосновый бор. Сосны высокие, потому что пространство между ними достаточное для роста. В лесу немного сумрачно, но яркое солнце, проникая между деревьев, как бы говоря, что сейчас день.
Я, не останавливаясь, шагаю по лесной тропинке, по дороге подхватив чемодан на колесиках и пакет с вещами, оставленными под кустом. Неожиданно мы выходим к маленькой железнодорожной станции. Она выглядит игрушечной, потому что нет выделенной платформы, рельсы заросли травой, и хотя место ожидания поезда обозначено небольшой крытой остановкой, похожей на дачную станцию по следованию электричек, на ее игрушечность наводит то, что рельсы расположены слишком близко к остановке и нет явного пространства для пассажиров, пожелавших сесть на поезд. Я окидываю взглядом окружающее пространство: видневшееся чуть поодаль здание вокзала полу разрушено, хотя и выглядит, как некогда, величественная постройка. Чувствуется заброшенность. Но то, что это действующая станция, я убеждаюсь, глядя, как на моих глазах вдоль путей выстраиваются люди, много людей.
Вспоминая про опасность от преследователей, я подхожу ближе к народу. И тут обращаю внимание, что все они стоят, прижавшись спинами к остановке, усиленно пятясь назад, следя за тем, чтобы их ступни были как можно дальше от рельс. Все, как один, смотрят вправо, в ожидании прибытия поезда. Я, продолжая держать ладошку дочери, встаю с ними в один ряд и так же старательно отступаю, как они, чтобы уберечь ноги.
Из чащи леса слышен гудок приближающегося поезда и тут до меня доходит, что я не купила билет. Начинаю хаотично искать выход и вспоминаю, что в таких электричках всегда раньше можно было купить билет внутри. Чтобы убедиться в достоверности своей версии, я обращаюсь к рядом стоящей женщине:
- Скажите, а есть возможность приобрести билет у начальника поезда или может быть второго машиниста?
Про второго машиниста мне приходит мысль по ходу вопроса, потому что я вдруг соображаю, что здесь вряд ли ходят большие поезда, где бывают начальники и вероятнее, что на электричках просто два машиниста, ну, и свободный от управления, вполне, мог бы продавать билеты. Я вопросительно смотрю на женщину. Она кивает утвердительно головой. Но я не уверена, что это ответ на мой вопрос, потому что я вдруг замечаю, что они переговариваются с пожилой дамой, стоящей от неё слева.