- Пацан, держись,- орал где-то анархист,- и скажи это своим штанам!
К полету Германа он был уже готов. Видел, как сорвался с места Бородач. Как схватила его Селеста. Потому даже от Германа, несмотря ни на что, проявление командного духа ожидал. И уже успел его даже за ноги схватить. Но сила, которая их всех тянула, была во много, во много раз сильней. И сопротивления Регины, которая, сцепив руки в замок, Степного Пса за талию держала, никак тоже не хватало, для того, чтобы в этой реальности удержаться.
*********9
В зале дворца, уже не существа, а обретшие и цвет и лица люди, остались вдруг одни. Все очень быстро произошло, и они даже опомниться не успели. Тем более что кроме внешних вокруг них событий и движений, им было за чем внутри себя следить, за собственными ощущениями и превращениями. Теперь, когда пришедшие к ним люди, освободили их, наконец.
Но теперь они смотрели, как цепь, казавшаяся еще секунду назад к железному шару приросшей, отцепилась от него, громко лязгнула об пол, и с шумом, со скрежетом потянулась в ту самую растворяющую ее дыру. В ту самую, которая несколько мгновений назад втянула в себя людей. Она тянулась, пока не исчезла.
Тяжелый шар дрогнул, пробуждая спавшую в нем энергию, и под летевший сверху стон, державших его конструкций, которые явно уже привыкли к его покою, начал свой странный путь, и понесся в ту самую сторону, куда исчезла цепь.
И под ним, на покрывавшей каменный пол пыли, появились штрихи – свидетельство того, что Земля совершала свой путь. Но было ли это лишь свидетельством немым, или этот маятник другой какой-то механизм к жизни приводил?
**********10
Первое, что увидел Герман, было огромное открытое пространство. Воздух, который он судорожно вдыхал, был наполнен не просто влагой, а каплями воды. Миллиардами брызг. И солью. Но тут же в нос ударил тяжелый запах гари и мазута. А когда его сознание оказалось готово еще и звуки принимать, он услышал грохот, стрекот выстрелов и очередей, тогда же и запах пороха почувствовал.
Герман падал, инстинктивно, без каких-то осознанных мыслей, даже не думая, что может выломать пальцы и порезать руки, цеплялся ими за все, что могло его удержать. Обо все это же бился и локтями, коленями, боками. Это были тросы, какие-то болтавшиеся веревки и металлические опоры, и деревянные шесты. Тоже делали и Селеста, Степной Пес и Регина. Внизу, где-то под ними, что-то громко кричал Бородач. Было понятно, что он во все горло неистово орал просто потому, что в его голосовых связках чувствовался надрыв. Еще немного и они могли не выдержать. Но окружавший их грохот, казалось, усиливавшийся окутывающим всю картину дымом, был сильней. Он заглушал все. И его слов было не разобрать. Это был мир того самого корабля. Корабля, которому принадлежала цепь, которую они освободили. И теперь, выдернув их всех сюда, она тоже падала вслед за ними, угрожая их догнать, расплющить, а сам корабль пополам перерубить. Она, прогибаясь, падала прямо на них.
А над всем этим, разбивая клубы дыма, раскачивался маятник.
Это был не просто корабль. Со всеми своими шпилями, башнями и вышками, скорее он город напоминал. Или какую-то его часть, бушующий, грохочущий, воюющий квартал. На таких огромных кораблях Герману еще не доводилось бывать.
- Осторожно!- кричал Бородач, путники спустились, и теперь его можно было услышать, и он указывал куда-то вверх, туда, где сквозь переплетения тросов, опор и падавшую цепь просматривался летевший прямо к ним самолет. Он летел прямо на них, винтами двигателей на крыльях в турбулентный вихрь, завинчивая черный дым,- осторожно! Он сейчас бросит бомбу!
И как только он это произнес, от фюзеляжа отделился округлый черный кусок металла, и полетел куда-то вниз. Но долго не требовалось раздумывать над предполагаемой дугой, окончанием которой должен был оказаться взрыв. Дуга упиралась прямо в верхнюю палубу корабля.
Выбросив смертельный свой заряд, самолет принялся из пулемета строчить. Люди, матросы отпрыгивали в стороны. Кто-то, не найдя ничего лучшего, выбрасывался за борт. Как оказалось, это был не самый плохой вариант. Когда бомба упала на корабль, ударная волна была такой, что многих просто туда посметало. И тех, кто от ее падения выжил, и тех, кто нет.