*****************17
Степной Пес выбежал из рубки, и снова огляделся. Но признаков Германа и Бородача он снова не нашел. Он обежал палубу еще раз. Спустился по лестнице, пробежал сквозь хлопавшую железную дверь, попал в какой-то лабиринт из лестниц и стен, украшенных орнаментом из заклепок.
- Герман! Бородила! Бородач!
Он бегал и орал, пока не разболелась голова. А когда всякие надежды уже иссякли, отправился наверх.
- Пес! Пес!
- Песик! Давай скорей! По ходу шара сейчас закончится уже!
- Где эти идиоты?! Вы видите их сверху?
Они качали головами. И он еще раз огляделся по сторонам. Сгоряча махнул рукой, и побежал вдоль борта, переваливаясь каждые несколько метров, и заглядывая через край. Время от времени оглядываясь, и бросая взгляд к звавшим его друзьям, к уже начинавшему в какой-то мгле скрываться шару. И лишь когда оказался у самого носа корабля, лязгнула какая-то железная перегородка, и на палубе появился Бородач.
- Бородила! Клоун ты несчастный! Беги скорей сюда!
- Моя семья?
- Герман спас их, я уверен!
- А где он сам?
Шансов узнать все это становилось меньше. И чтоб их, пока ненайденный друг успел добраться по лестнице до того, как они исчезнут, казалось, не было. А если они останутся здесь все, шансов не будет, чтобы завершить их путь.
Но Герман появился. Шатался, словно пьяный, и лез по веревочной лестнице вверх. И выглядел так, будто вообще не знал, куда попал. Тогда Степной Пес выхватил свою лебедку. Прицелился, и выстрелил Герману прямо в его правое предплечье. Гарпун обхватил руку, и тут же потянул ее вместе с хозяином наверх.
******************18
Битые черепки тем интересней и важней, чем больше им тысяч лет
Никакого перехода Герман в этот раз не испытал. Вот он только что смотрел, как лебедка Степного Пса схватила его руку. Как она поднимала, как тянула его к ним. И раздумывал, что произойдет раньше, рука оторвется или он окажется рядом с этим странным другом наверху, который решил таким странным образом тянуть его наверх. И какова будет при этом травма руки? Окажется ли он, Герман, годен после этого на что-то?
А потом Герман увидел город, огромный, фантастический, красивый, атмосферный. Улицы его из нескольких уровней состояли, и мягкими веерными каскадами свои здания и строения вверх поднимали. А они уже в самое небо возвышались, крышами и шпилями окрашенные в закатные цвета облака бередя. И все они были в ярких цветных огнях. По улицам летали мощно выглядевшие машины. В сгущавшихся сумерках вечерних верхние улицы заполнял цветной туман. И такие же цветные лазерные лучи высекали в нем фигуры голограмм. Они быстро обретали форму, затем двигались, самостоятельно или чей-то воле подчиненные.
Но видел он все это вскользь. Действительно так. Он словно на огромном стеклянном шаре оказался. Таком, где внутри при встряхивании идет снег из каких-то синтетических белых хлопьев. Он тут же с его поверхности слетел. Не улучив возможности закрепиться или провалиться внутрь.
А следующее, что он увидел, уже был ад. Холодный мрачный, но и огненный и горячий. Убивающий. Если не физически, так психологически уж точно. Этой, вдруг свалившейся на него картины, казалось, было не вынести. А она точно сваливалась. Весь этот мир сваливался на голову, на сознание, окутал его тело, полностью в себя погрузил.
Нога Германа соскользнула с камня, на который он впопыхах наступил, и в какую-то лужу угодила. Ногу он тут же вытащил, и, стряхивая капли с ботинка, с замирающим сердцем наблюдал, как в глубине этого, ужасающего любое воображение, сосуда забурлило что-то. И тут же выплыли и лопнули большие газовые пузыри.
В нос ударило страшное зловонье. Голова закружилась. Может от отравляющих веществ, может, просто от рвотных спазмов, отнявших все внимание в глубины живота. Германа не вырвало, он лишь громко рыгнул. И пополам согнувшись, побрел подальше от вонючей лужи, стараясь осторожно ступать, чтоб не провалиться в нечто подобное опять. Время от времени взгляд на ботинок бросая. Не знал, чего теперь было ожидать, разъест его та страшная субстанция, дожидаться ли этого момента, насколько глубоко она в кожу пропиталась, может, взять, и стащить его с ноги и выбросить уже. Не дожидаясь, пока она проберется внутрь.
Никого из своих Герман не наблюдал. Пройдя несколько десятков неуверенных шагов, он поднял голову, и огляделся. На все пространство, что охватывал взгляд, был одинаковый пейзаж. Могущий привлечь только художника – любителя апокалиптических шедевров. Этот точно занял бы среди них достойный ряд. Кругом были лишь каменные наросты, такие будто с неба раскаленная лава лилась. И в углублениях мерзкие лужи бурлили. Лишь вдалеке возвышалась гряда высоких гор. Хотя чем-то они напоминали остатки городских строений, покосившихся и полуразрушенных.