- А это что?
- По большей части, это лишь ваше согласие оставить у нас ваш паспорт, и мое обещание не использовать его никак иначе, кроме, как сохранить. И ваше обещание оборудование целым вернуть, с другой стороны.
- Что, простите? Я должен оставить у вас мой паспорт?
- Я не могу вам предоставить дорогостоящую нашу разработку без какого-нибудь, простите весомого средства залога взамен. Я вам лично, доверяю, безусловно, но мои коллеги меня задушат тут же, услышав, что я от правил отступил. Тем более, в пункте шесть, лежащего перед вами договора, я обещаю не использовать ваш личный документ как-нибудь во вред, обязуюсь не взять на него кредит. А вы в том же пункте ниже, обязуетесь не продать мой аппарат китайцам. Ну и любой другой заинтересованной стороне.
Герман вздохнул, и взял в руки бумагу.
- Ваше незабываемое времяпровождение продлиться не более двух-трех дней. После чего вы вернете мне мой портфель, получите вторую сумму гонорара, и вернете себе свой паспорт. Да, предоставите нашей кафедре ваш отчет о проделанной вами работе. Что позволит ей дальше плодотворно существовать. Вот тогда-то обо всем серьезном и поговорим. Ну что, по рукам?
- Так, а что там с индексом моим, какой у меня этот ваш Сувр?
- Да забудьте вы уже про сувр.
Ответ прилетел от собеседника из-за его стола, но Герман ощутил его, как шлепок по его плечу. Он повернул голову и тут же вспомнил о существовании Зинаиды Прокопьевны, все еще ожидавшей его костюм.
И как он умудрился о ней позабыть?!
**********10
Пытались открыть третий глаз, но в итоге отрастили третье веко
Теперь же он оттирал свой костюм сам, влажными салфетками, любезно предоставленными ему кем-то. Голова болела тупой неприятной болью, но зато вот очень остро затылок саднил. И до жути неприятно стягивался слипшейся засохшей коркой.
- Извини, я хотела тебя тащить за плечи, но так оказалось намного тяжелей,- прозвучал женский голос.
- Ты хочешь сказать, что всю дорогу протащила его за ноги?! О, чувак, это сколько ступенек своей башкой ты отсчитал?- сказал уже мужской голос,- от самой своей квартиры?
- Да, но зато у него сейчас просто болит только голова, а болели бы обе ноги. Возможно, даже и ходить бы не смог?- рассмеялся молодой женский голос.
Герман и хотел рассмотреть тех людей, вдруг устроивших этот развеселый для них диалог, но не мог. Темное пятно этому мешало. Оно повисло поверх изображения, что предоставляли ему глаза. Пятно мрачным туманом плавало внутри его головы, и тут же пожирало все, что он хотел рассмотреть прямо. Но вот стакан с белой шипучей смесью, он увидел сразу. Стало быть, периферийное зрение его пока сохранялось.
Стакан выплыл откуда-то слева. Внутри, в шипевшей жидкости, то и дело подпрыгивала большая белая таблетка. Она словно планета постоянно рождала своих жителей - миллиарды мелких пузырьков. А они, неблагодарные дети, только родившись, тут же устремлялись от нее сбежать, к поверхности, в большой воздушный мир. Планета-таблетка цеплялась за них, но будучи тяжелой, неминуемо возвращалась обратно, на дно стакана падала.
Германа настолько заворожило это новое для него видение, показалось, что он вечно мог за ним наблюдать. Но как только попытался его прямо рассмотреть, оно тоже сразу же пропало. Его съело, поглотило темное пятно. Пятно просто срослось с той тупой болью, уверенно поселившейся в его голове. Тогда он снова сфокусировал внимание на оттирании костюма. И попытался понять, насколько долго этим занятием занят.
- О, ты только посмотри, как он это делает?!- воскликнул снова тот же голос, принадлежавший мужчине,- ни дать ни взять, интеллигент. Он делает это, словно кот, с грацией. Не смотря на то, что собственную блевотину оттирает!
- Оуф,- сказал женский голос, и снова хихикнул.
- Нет, ну точно, кот! Пес бы съел свое произведение, и успокоился б на том. А этот нет, салфеткой вытирает.
Кто-то взял Германа за руку, ту, что была свободна от влажной салфетки, и он почувствовал, как в его ладонь своим прохладным стеклом ударился тот самый стакан, наполненный миром бунтовавших пузырьков. Белой матери-таблетки уже не было. Она целиком себя отдала сбегавшим от нее детям.
- Пей,- прозвучал новый женский голос, более твердый, чем предыдущий из веселого диалога, и отчего-то показавшийся знакомым,- пей, тебе станет лучше, некогда раздумывать.
- Тем более ему сейчас и нечем!
Диалог из первых голосов весело захрюкал.
Герман и правда, раздумывать не стал. Просто сразу решил, что если это окажется какая-нибудь отрава, несущая ему смерть, это окажется именно тем, что ему, действительно, теперь нужно. Что он заслуживает. Он вскинул руку, едва содержимое стакана не расплескав, и в три глотка выпил шипучую сладковато-горькую смесь. Затем вернул стакан на стол. На то место, где мог его видеть. Теперь по стенкам сползал оставшийся от взорвавшейся планеты белый осадок. Вот же черт, бунтовавших прежде жителей, Герман только что и проглотил. Теперь они бродили по его венам и сосудам внутри его тела и головы. Искали выход уже в нем. Действительно искали, он это чувствовал. Но кто он для них теперь? Поглотитель, завоеватель или новый родитель?