Герман задавался этим вопросом даже не прямо, а как бы на фоне. Подбрасывал, вешал его в своем мыслительном пространстве, пока картину обозревал. Когда взору предстало следующее.
**2
Прямо к одному из беглецов, из тех, которые решили бежать к деревьям, устремилось щупальце. Оно было очень длинным, и вилось подобно гигантской змее, и появилось как-то внезапно. Герман даже и не понял сразу, откуда оно взялось. Оно тянулось сверху. Из особенно темневшей небольшой тучки. Когда Герман сумел все-таки сфокусировать на ней свои желавшие от внезапного страха уйти в расфокус глаза, тучка вообще стала напоминать, наполненную жидкостью и некой дрожащей личинкой, икринку. Живой личинкой, очевидно, собиравшейся поесть. И щупальце свое оно тянуло к со всех ног улепетывавшему, перепуганному насмерть человеку. Даже на разделявшем их расстоянии, а он был в метрах пятидесяти, слышно было его сбивчивое дыхание. Он бежал, постоянно направления менял, а потом вдруг упал, и скрылся от взгляда Германа в траве. Но, судя по суетливым, дерганным движениям этой гигантской движущейся змеи-лианы, и она след человека потеряла. Она вдруг скрутилась в подобие пружины, в конвульсиях задрожала. И над поляной снова раздался рев. Еще громче, раздирающий душу еще сильней. Он уже не просто траву, он с ног посбивал все еще бежавших людей. Рухнул на землю и Герман. Повалился на спину, и получил возможность весь ужас готовящейся атаки обозревать, атаки этих таившихся в тучах существ.
Новые тучи-пузыри-икринки вдруг утратили свою, скрывавшую их прозрачность, и ожили под небом. А их было там не меньше нескольких десятков. И уже целая дюжина щупалец устремилась вниз, и принялась, извиваясь подобно гигантским серым змеям, с неистовством хлестать траву и землю. Над полем взлетали еще недавно мирно зревшие колоски. Они теперь, подхваченные этим ужасным яростным порывом, уже подкошенные, опадали, возможно, еще не успев понять и осознать, что им не суждено дозреть. И над поляной пронесся крик. Не тот ужасный рев. Но полный ужаса и уже человеческий, тонкий, звенящий, и детский.
Герман, как ужаленный подпрыгнул. Девочка-подросток медленно, подхваченная изогнутой серой лианой, взмывала вверх. Вот ее ноги, обутые в какие-то измазанные глиной ботинки, пролетали над травой, задевали изломанные стебли, едва не зацепили Германа по голове. И вот тут ее то извивающееся нечто устремило вверх. Глаза ее были наполнены ужасом, но, как Герману показалось, возможно, не болью. Щупальце не проткнуло ее насквозь, чего можно было ожидать и бояться. Оно будто присоской присосалось к ее маленькой тонкой спине.
Внизу, перескакивая через поваленную в свалку траву, бежал парнишка. Он кричал, попеременно источал то ругательства, то мольбу, бросая взгляд вверх, обращаясь к тому, неведомому существу, что под небом странными дерганными движениями плавало в жидкости внутри пузыря-икринки. Возможно, бегущий парень был другом, а может братом девчонки. Но его тут же постигла та же участь. Другое щупальце-змея поймало и его.
Раздался снова рев. Оставшиеся на земле люди попадали, и стали по траве кататься. Лишь Герман остался стоять. Он принялся бить себя по ляжкам, и хлестать себя же по щекам. Он не хотел убежать. Он хотел проснуться. Захотел вдруг вернуться. Хотел, чтоб его именно сейчас за руку выдернул Преображенский. Но тот уже не дергал.
А щупальца-змеи принялись снова атаковать. Они били по земле, создавая вибрацию, которая мешала любому передвижению. Земля будто и сама пришла в движение, и стала подпрыгивать, трава то приближаться к глазам, то стремительно удаляться. Голова тут же от этого хаоса закружилась, и Герман, опасаясь упасть, это его страшило больше всего, побежал. Он хотел убраться с этого места. Не получается пробудиться, значит, следовало убежать. И потому он теперь бежал. Но голова кружилась, а ноги непослушно запаздывали. Они не успевали за его желанием убраться с этой поляны. И уже в следующий момент, совсем потеряв способность нести вес его тела, растянулись, и Герман рухнул в траву. И ударился головой о торчавший из земли камень.
На секунду-другую, он отключился. Но тут же гулявший в его сознании страх вернул его в реальность. Рукой он уперся в жесткий огромный булыжник, словно желая убедиться, что это твердое явление, действительно, имеет место быть, и ударило его. Затем рука сама потянулась к ушибленному месту на правом виске, но пальцы скользнули по рельефу камня. Довольно правильному рельефу, показавшемуся странным, даже для замутненного сознания.