Герман отстранился от камня, а тот, будто вырос, увеличился в размерах, перед его прыгающим взором. В следующее мгновение он прочитал выбитые на булыжнике слова:
«В угодья травли ты попал, чтоб зверь на след твой не напал,
посмотри на простоту, нельзя схватить за …»
- Что за бред?- вопросил он.
И в ответ прозвучали слова. Они произносились мужским голосом. Выговаривались отрывисто, временами даже криком. И сила крика нарастала. Возможно, от того, что Герман никак не отвечал на них? Не реагировал на них никак?
- Катайся по земле! Катайся взад-вперед, дурак!
Герман перевернулся на спину, и увидел, как к нему тянется щупальце. И он принялся с неистовой силой кататься. Щупальце своим расширенным окончанием, своей этой присоской – теперь ее можно было хорошо и достаточно точно рассмотреть, ударилось в то самое место, где только что было его тело. Оно ткнулось в примятую траву так, словно желая вдохнуть, втянуть в себя оставленное им тепло.
Герман перекатился дальше, и щупальце последовало за ним.
- Оно ищет твое тепло! И видит только то, что выступает над травой! Потому просто катись! Не задерживайся на одном месте надолго!
Голос продолжал кричать и давать ему инструкции. И Герман катился. Катился так, как только мог. Налетал на какие-то холмики, муравейники. Чувствовал, как по его телу под одеждой бегали уже целые полчища самых разных насекомых, кусали его, и с треском давились в сопливые кляксы, и теперь хлюпали и клеились под одеждой, но он катиться продолжал. Заглатывал пыль, оторванные листья травы, скрипевших на зубах жуков, проглатывал то, что не успевал сплюнуть, проглатывал, чтоб иметь возможность вдохнуть, и дальше катился. Пока его не подхватили чьи-то руки. И как бы это не выглядело странным, уже от прикосновения человеческих рук он и потерял свое обезумевшее от страха сознание.
***3
- Кто …? Кто вы такие? Где я? Что это за твари?
Герман лежал на дощатом полу, перед ним сидел человек, и смотрел на него. Очень спокойно смотрел. Глаза его в тусклом свете казались черными, и выглядели подобно пустым глубоким маленьким черным дырам. И они своим неподвижным вниманием втягивали. Черт возьми, они все тепло из души вынимали, оставляя лишь иней на костях. Хотя в реальности, в отсутствии компонента нечеловеческого страха, они, скорее всего, должны бы быть серыми, или даже голубыми. Отчего-то так вдруг подумал Герман. И от них расходились лучики-морщинки, говорившие о том, что это лицо было привыкшим к улыбке. А голова, носившая это лицо, знает много добрых шуток. Так тоже отчего-то подумал Герман. Но вот в данный момент одолевавшая этого человека эмоция была невеселой.
Герман скользнул взглядом по лицу незнакомца вниз, пробежался по крепкому носу, и попытался свериться с линией губ. Но ее скрывали густые борода и усы. И вся эта растительность переходила в такую же густо покрывавшую темную шевелюру на голове.
А человек смотрел так, словно собирался, как пасту из тюбика, выдавить весь запас вопросов, которые обескураженный, им спасенный человек, мог из себя исторгнуть. И Герман старался. Лишь обежал взглядом уже внутреннее, и довольно скудное наполнение тех самых строений из досок, которые видел немногим раньше. Можно было заявить, что они равно состояли, как из досок, так и щелей. И плюсом в этом являлось то, что благодаря гулявшему внутри ветру воздух был здесь свежим.
- Как? Как это все происходит? Что это за реальность? А что случилось с теми людьми? Девочка? Мальчик? Их поймали … те твари? Они …, с ними же будет все в порядке?
- Это хищники,- ответил человек низким, грудным и, как Герману показалось, несколько сердитым голосом.
Незнакомец поднялся, очевидно, закончив осмотр, и выпрямился в свой явно немалый рост. Герману трудно было точно его оценить, будучи распластанным на полу. Составил свое заключение только лишь на основании того, что все составляющие части тела незнакомца были немалых размеров. Крепкие ноги, втиснутые в какие-то выцветшие форменные штаны, руки представляли мощное сплетение мышц и жил, оголенные до локтей, все остальное скрывала клетчатая рубашка. То ли серая в красную, то ли красная в серую. Клетки в глазах слишком прыгали, чтобы правильно все распознать. Герман едва скользнул взглядом по ужасному шраму на правом предплечье, но голос мужчины заставил вернуть внимание к его лицу. Из пышной темной бороды вылетали слова.