Она сунула руку в карман своего пиджачка, и выудила что-то. Затем, не поворачивая головы, бросила это что-то прямо Герману.
- Вот, Германчик, эту растоптать я еще не успела. Она твоя, твой талисман. Может, тебе она поможет.
Герман не сумел поймать. Ладно, что брошенная зажигалка по лбу его не бахнула, а ударилась лишь о плечо. Он поднял с травы яркий желтый прямоугольник. На его глянцевой поверхности краской цвета спелого абрикоса в манерной позе была изображена длинноногая девчонка, прямо как с Селесты списанная.
- Теперь ты что-то скажи,- проговорил Степной Пес, на Германа уже не глядя,- зная тебя, ты все равно пролопочешь какую-нибудь хрень заунывную. Как раз чтоб подремать.
И он смачно зевнул. Селеста хохотнула, потянулась, собрала в охапку подобие какой-то травы, и, уложив на нее голову, тоже зевнула.
- Да, место такое, что нереально тянет в сон. Спасибо тебе, Германчик, за такой привал.
Герман огляделся. Голова его посветлела, стресс от пережитого прошел, и он, наконец, обрел способность хоть как-то ситуацию оценивать. И, даже учитывая странность и нереальность с ним происходящего, он не понимал, что эти его компаньоны имели в виду, считая это место, где они оказались только что, таким уж распрекрасным и замечательным, и для привала подходящим. Сам-то он просто уже мечтал отсюда убраться. Действительно, оно ему уже больше напоминало нутро какого-то существа. Да и трава, точнее сказать, эти странные вытянутые шипы, постоянно шевелившиеся, вовсе не от легкого ветра, скорее от желания своего личного, глубинного, внутриутробного, и желавшие его лизнуть, уже не смотрелась так хорошо. Они походили на шипы какого-то языка. И они все отчетливей, все явственней, все сильней тянулись к нему.
Он посмотрел на Регину.
- Отдохнем здесь,- просто сказала она, словно отвечая на его обескураженный, вопросительный взгляд.
- Да вы что?! Вы реально хотите спать в этой,- Герман завертел головой, пытаясь подобрать определение,- в этой чертовой …, в этой утробе?
Но его никто, казалось, уже не слушал. Все его спутники, словно погасли, как и экран ноутбука Селесты, в эту же секунду сделавшийся черным. А Германа всегда подобное зрелище в уныние приводило. Больше нравилось, когда компьютер информацией делился, а не пребывал в беспросветном обмороке. И Герман к этому ноутбуку потянулся, в желании хоть что-то оживить.
- Ты, что, Германчик?- сквозь дремоту, сладко зевнув, спросила Селеста.
- Я просто хотел мышку твою разбудить,- ответил Герман.
- Ты хотел мою мышку разбудить, Германчик?
- Ай, шерман, какой ты все же озорник,- сквозь сон пропела Регина.
- Ах-ха,- отозвался Степной Пес.
- Да, пошли вы!- ответил Герман.
Но этот его выпад никого не волновал, они уже размеренно храпели. Сгусток из щупалец, что были под головой Селесты, уже активно шевелился подобно клубку дождевых червей. Они выползали, с немыслимой проворностью множились, щупальцами терлись по ее щекам, словно собираясь изучить так внезапно попавший в их власть объект. Девушка не просыпаясь, взбила их словно подушку, и уткнулась в них лицом. И этот ком с новой силой принялся расти, сливаясь с другими, что вокруг на этой странной поляне-языке себя уже проявили. Сначала они покрыли собой ее безупречное каре, затем полностью утопили ее ноги. Еще несколько мгновений, Селеста и вовсе должна была из виду пропасть. Ветка, рядом с которой примостились Регина и Степной Пес, тоже ожила, изогнулась, превратилась в гигантскую змею. И теперь принялась кольцами обвивать свою добычу. А они спали, и, казалось, ничто не могло заставить их проснуться.
Герман смотрел на это все. Смотрел и не мог пошевелиться. На него накатило его обычное оцепенение. Всегда заставлявшее его сбежать в свою квартиру, и забиться в какой-нибудь угол. Волосы, так аккуратно приглаженные Селестой, снова разлохматились, и торчали в разные стороны, тянулись, угрожая опять за что-нибудь зацепиться.
- Эй!- выдавил из себя робкий призыв Герман, понимая, что опять падает на колени, и его волосы уже спутываются с какой-то, тянувшей к нему свои щупальца, травой,- помогите.
От его призыва ему стало самому даже страшно. Он его отправлял тем, кто не просто его не слышит, но и безмолвно требуют помощь от него. Тогда он перевел взгляд на Степного Пса. Решил, что сможет пробудить его. Но голос его подвел. Он испугался так, что даже не смог выкрикнуть имя. А когда с треском рвущихся своих волос повернулся опять к Селесте, девушки уже не было видно вовсе. Осталось только место, угадываемое обильным шевелением травы-червей. А самого Германа уже покрывала, незаметно подкравшаяся к нему паутина. Как долго он сможет картину смерти своих новых знакомых наблюдать, пока его самого не охватит забвение?