Пригибая к земле еще остававшиеся стоять деревья, пронесся леденящий душу горн. А, вдруг открывшееся, до этого просто пасмурное небо, сделалось почти черным. Оно поделилось на множество пузырей, в которых задергались плавающие в них существа. И те, уже тут же свои новые щупальца запустили.
Степной Пес, Регина и Селеста побежали к хижине. Селеста несколько раз оглядывалась, чтобы позвать Германа, чтобы он бежал за ними, и вообще двигался быстрей. Она, рискуя быть пойманной самой, кричала ему, что его могут схватить и утащить.
Рокот разнесся уже со всех сторон. Казалось, завелась сразу дюжина архи мощных двигателей. Настолько мощных, что с шумом их выхлопа ни один глушитель не смог бы справиться. Рокот оказался настолько сильным, что ударной волной сбивал с ног, бежавших по полю к хижине спутников.
**********10
Настоящий хищник подкрадывается незаметно
Герман не мог пошевелиться. Он смотрел на изламывающиеся щупальца, которые ощупывали еще теплые места на земле, на которых секунды назад стояли его спутники. Его спутники по этой разнесчастной игре.
Теперь они бежали, и были от хижины на полпути. От раскатов горна они падали, от ударов щупалец присаживались. Время от времени в его сторону оглядывалась Селеста. Но она не видела его уже. Он так и не вышел из чертовой рощи.
- Не роща это вовсе, а те же угодья,- прошептал Герман.
Он не мог пошевелиться. Ему вдруг показалось, что когда он выпрыгнул из той, своей так осточертевшей жизни, он выпрыгнул из нее не весь. Он ощущал себя так, будто часть его по-прежнему вот так же сидит в квартире, пока вторая половина, обретшая внезапную свободу, бродит теперь здесь. Он боялся, что, если побежит сейчас, часть его останется сидеть и здесь. Потому боялся пошевелиться. Так думал он. А может, просто боялся какое-нибудь действие проявить, которое просто к нему внимание бы привлекло. Ведь пока он сидел, и не шевелился, для хищников невидим был. Как был невидим для других людей. Так думал он. Так рассуждал. Если кашу ту, что жевалась в тот момент в голове его, можно рассуждениями было назвать.
А потом прямо перед ним вдруг земля разверзлась. Выламывая, вырывая с корнем деревья, казалось, прямо из преисподней, выкатился адский байк. Большое переднее колесо мощным протектором взорвало землю, заставило разлетаться ее на десятки метров по сторонам. Над ним, опираясь на длинные, под уклоном взлетавшие амортизаторы, навис большой вытянутый череп странного, остромордого зверя. Пустые глазницы упирали свой взгляд вперед, новую жертву высматривая. Они несколько мгновений взирали окутавший все вокруг дым, пар, туман. Но, несколько раз втянув сквозь такие же пустые ноздри воздух, повернулись, и на Германа уставились.
Из задней части черепа, подобно двухвостой змее, раздваиваясь, выползал хребет. И оба эти хвоста плавной дугой врастали в руль байка. Двигатель зарычал, привел в движение заднее колесо, которое пока полностью зарывалось в землю, гудело, и заставляло ее закипать.
А двигатель не просто рычал. Он дышал. Втягивал запах обнаруженной жертвы легкими, которые находились там, где у обычного байка размещался бензобак. Теперь было ясно, что работал двигатель на страхе, который Герман, будучи жертвой, источал из себя в избытке.
Герман даже не смог взгляд поднять на темную фигуру, которая оседлала тот зловещий байк. Двигатель взревел, и ударная волна просто вдавила глаза ему в голову. Они не могли уже ничего рассмотреть. Увидел только, как в возвышавшийся над байком темно-красный, выгоревший до черного не то парус, не то реющий флаг, ударил выхлоп дьявольского мотора. Увидел, как парус разделился на плотно нарезанные лоскуты. И черный выхлоп отработанного его собственного страха, проходя сквозь них, уже и издал тот самый дьявольский горн, который порвал всю округу снова.
***********11
Время самый ужасный хищник. Оно убивает нас медленно, оставляя возможность помнить. Смерть милосердный хищник. Она убивает быстро, забирая при этом и память
- Вставай, пацан, хватит сопли на себя мазать!- заорал Степной Пес, отмахиваясь от медленно опадавшей на него какой-то странной паутины. Глазам она была не видна, возможно, плохой свет мешал ее рассмотреть. Но ясно было видно, как она своим мрачным забвением покрывала все нутро этого сарая. Она здесь властвовала и управляла. Казалось, она заражала собой все, чего могла коснуться, высасывала все то время, каким будь то существо или предмет, пока еще располагали.