Герман ехал. Покачивался и ехал. И голова его из стороны в сторону болталась. Он рассматривал окружавших его пассажиров. Но этому что-то мешало. Головная боль? Или какое-то давление на глаза? Как-то излишне, представшая перед ним картина, болталась. И что-то было с перспективой не так. Пассажиры были какими-то несуразными, бородатыми, рукастыми и в огромных ботинках и ехали в вагоне ногами вверх. Кроме одного. Но этот один был ему знаком. Где-то он уже видел этого долговязого человека.
Человек кричал ему что-то.
- Пацан! Да, черт тебя дери, проснись уже ты, наконец!
Все декорации его видения стали пропадать, растворяться, как туман на солнечных лучах. Вместе с ними и ощущение поездки, вслед пропадавшим стенам, в образовавшиеся дыры распадавшейся картины, пролилось. Теперь он увидел, что болтался и покачивался, будучи привязанным к длинной палке. А равномерный стук колес превратился в звук дружных ударов нескольких десятков ног в тех самых, огромных ботинках.
- Пацан! Ну, наконец-то!- кричал Степной Пес,- да хватит вырубаться тебе, ей Богу!
Герман еще раз огляделся, и увидел таким же образом путешествующую за собой Регину и Селесту. Они также были привязаны к длинным шестам, и перемещались, едва спинами землю не задевая. Шесты лежали на плечах невысоких бородатых мужиков. Они несли их, в такт ударам левых ног дружно выдыхая. Без шеста, а просто, держа его за ноги и руки, эти несуразные люди несли Степного Пса. Очевидно, рост долговязого анархиста тащить его так, как их, просто не позволил.
- Пацан! Серьга! Серь-га!
- Чего?- удивился Герман, пытаясь сообразить, причем теперь могла быть его уже пресловутая сережка.
- Ее сорвать надо! Из уха вынуть! И наземь бросить!- кричал Степной Пес.
- Вообще-то, у меня руки привязаны к палке! Это если ты не заметил. А сам я на ней болтаюсь, жопой камни собираю!
- Ну, придумай что-то!- прохрипел ему анархист в ответ и, моргая левым глазом, пододвинул ближе к Германа голове свое ухо.
Герман поерзал на палке, будто проверяя на прочность его обвязки. Затем покосился на Селесту, она следовала за ним. Но без сознания была.
- Да!- с хрипом снова вскричал Степной Пес,- я бы тоже, лучше б девчонку попросил. Но ты, твою ж ты мать, в этом чертовом хороводе ко мне ближе всех! Соображай, давай, быстрей!
Герман раскачался на шесте, и ткнулся носом Степному Псу в висок. Он уже, было, открыл рот, чтоб попробовать схватить серьгу зубами или губами, но обратная тяга его пут потянула его назад. Получилось только выдохнуть свои старания носом, и прямо анархисту в ухо. Темный сгусток, остаток недавней кровавой носовой течи, повис на ушной раковине Степного Пса.
- Извини,- промямлил Герман.
- Ну, спасибо тебе, пацан!- высказал Степной Пес, и встряхнул головой, сбрасывая оставленное ему от Германа послание,- пробуй еще!
- Осторожно,- пролепетала Селеста,- сейчас они ваши игрушки друг дружки заметят.
Герман вдохнул, и теперь натянул свои путы посильнее, чтобы попробовать получить больший разгон. И снова отправился ухо Степного Пса ловить. При этом он уже рот раскрыл, и жесткое ухо анархиста в Германа губах тут же оказалось, одаривая рецепторы языка отборным вкусом пота и немытой головы. Серьга ударила по зубам и отскочила. Когда сила маятника Германа в обратную сторону качнула, он обжал губами ухо крепче, стараясь слизать безделушку, и та осталась у него под языком лежать.
- Молодчина! Теперь плюй ее! Плюй!
Герман пытался понять, а точнее сказать, пытался смириться с тем, что он только что сделал, вплести свой этот поступок в дальнейшую ткань своего бытия, и понять, как ему с этим жить дальше, и смысл криков Степного Пса до него доходил плохо.
Но раздался крик Селесты:
- Плюй! Плюй ее Германчик!
И Герман, избавляясь от противного вкуса во рту, выплюнул эту дьявольскую безделицу. А она именно таковой и оказалась. В тот же момент, когда серьга коснулась земли, раздался тяжелый звуковой удар. Такой, будто в разгар концерта тяжелейшей музыки Германа толкнули под самую колонку. И даже тот слабый свет, что окружал его, выключился снова.
Привели его в чувство ласковые поглаживания по щеке. Он уже лежал на все той же лесной тропе, а над ним сидела Селеста.
- Я уж испугался, что он ее проглотит,- вдали звучали слова анархиста.
- Знаешь,- проговорила Селеста, когда увидела, что Герман пришел в себя,- мне понравилась твоя идея, найти краеугольный момент собственной жизни. Как-то ты философски это завернул. Я бы тоже хотела свой поискать. Хотела тебя об этом спросить, но ты как-то слишком быстро отрубился. Ты много грибов съел?