- Что, простите?
Человек снова вздрогнул, и посмотрел на сидевшего слева от него хулигана. Другого. Тот, что исполнял непревзойденный трюк, сидел там же, где и был, напротив. Но он за происходившей сценой просто и внимательно наблюдал.
-I couldn’t help, but I overhear you tell aloud to yourself. Will you really did that, wouldn’t you?
Человек судорожно сглотнул, и вымучено улыбнулся, и попытался взглядом отыскать своего недавнего собеседника, или понять, когда тот успел исчезнуть. Но вокруг никого кроме хулиганов не было, как и в самом начале его пути в этом вагоне.
Затем попробовал просто от хулигана отстранился. Хотя он отлично понял прозвучавшую фразу, отвечать на нее вовсе не собирался, ни по-английски, ни как-то еще. Пока хотелось в ситуации разобраться. Что этот, скрипящий кожей, и гремевший вделанными в нее заклепками, с зачесанным на ворот цветастым загривком тип, имел в виду, неужели, он, действительно, все это время просто разговаривал сам с собой? Никакого собеседника не было? Он что, беседу просто выдумал? Он хотел от этой сцены отстраниться, но как же за ней просто наблюдать, когда она уже навалилась на него?
Но случилось вполне ожидаемое. Справа от него уселся третий хулиган. И он уже прямо-таки навис всей своей физиономией над лицом человека. А в вагоне, как тут же стало ясным, кроме него и этой кожано-заклепачной банды не было больше никого.
- Оставьте меня в покое,- проговорил человек.
Но хулиган продолжал свою физиономию приближать. Вот он развернулся своей правой стороной, и стала видна татуировка, покрывавшая всю правую щеку и наголо выбритый висок до самой макушки. Это была какая-то красно-зеленая птица. Ее клюв раскрывался в хищном оскале. А со стриженной под ирокез ее головы взирал дикий и безумный птичий глаз.
- Оставить тебя?- спросил снова хулиган, все также сидевший напротив,- тебе и нас противно касаться? Ты от нас тоже боишься что-то подхватить? Как от той милой бабки? Так ты, кажется, сказал? Какую-то безысходность?
Человек уже никак не мог сдвинуть свое тело, оказавшись зажатым между этими пропитанными пивом и запахом давно не снимаемой кожи, типов. Пока татуированный зрачок птицы не оказался прямо у его глаз. Отчего в них тут же закололо так, будто их засыпали песком. А в горле от сухости запершило.
- Чувак, у тебя не голова, одна сплошная чертова дыра!
- Оставьте меня в покое!- уже заорал человек.
- Да? А я как раз хотела расслабиться тебе помочь?
Прямо у его колен появилась голова уже женской особи. Ее белые с серой мелировкой волосы были начесаны и торчали в разные стороны. И они были довольно длинными, даже показалось странным, как она умудрилась с такой прической спокойно ходить в метро. Но больше поражало лицо. Оно было красивым и даже прекрасным, а точные линии смелого макияжа доводили его до умопомрачительного совершенства, и вбивали ее образ, а это немного-немало, являлся образом королевы-львицы, очаровательной венценосной самки-царицы, в само основание сетчатки глаз, в само снование мозга.
Она игриво ткнула подбородком в колени человека, скривилась в деланой гримасе. И приятным тягучим голосом, притворно шепелявя, пропела:
- Ну, оставить тебя в покое, так оставим в покое, как скажеф, Шерман!
Поезд стал резко замедляться. И вся банда, зашатавшись, схватилась за поручни. А человек вскочил, и собрался бежать, но ноги не сдвинулись с места. Он рухнул тут же, как попробовал сделать первый шаг. Прекрасная царица-львица в своей игре с ним связала шнурки на его ботинках. Толпа весело взорвалась хохотом. А человек, извиваясь, вскочил на ноги, и в несколько прыжков все же умудрился из этого адского вагона вылететь.
*****5
Страх быть застуканным на помешательстве ничтожен со страхом личным, когда помешательство действительно застукало в дверцу твоей дорожащей кукушки
Да, поезд разинул свою пасть, и из нее изверг его. Все выглядело именно так. Человек выпал из вагона прямо на платформу в окружение уже других, и похоже нормальных людей, с интересом за ним наблюдавших. Тогда, как сам громыхающий червь под хохот беснующейся банды, свои чешуи-двери задвинул, и из-под свода света станции в следующую мрачную свою обитель укатил.
Человек, звездой распластавшийся на платформе, подтянул к лицу поближе руки. Они от неловких его потуг подняться в стороны снова разъехались. И он вдохнул едкую сухую пыль, поверхность платформы покрывавшую. И только тут увидел живой лес ног вокруг себя. Они топтались, толпились, а их хозяева откуда-то сверху, очевидно пытались рассмотреть его. И, конечно же, интересовались, намеревались понять, что именно с ним произошло.