— Я люблю тебя… — увидев в её взгляде удивление и словно неверие в мои слова, я сглотнул и повторил громче, твёрже, — я люблю тебя.
— Игорь… — она сморгнула и из уголка правого глаза по виску побежала одинокая слезинка. Вероника счастливо улыбнулась мне.
— Ты будешь моей? — спросил я, аккуратно смахнув большим пальцем влажную дорожку с её пылающего лица.
— Я давно твоя, — ответила Ника, обняв меня за шею. На душе стало так легко и тепло. И не важно, что Брелок выберет, пойти со мной, или остаться в «Монолите», я точно буду рядом с ней…
После мы просто лежали на матрасе минуты две-три, держась за руки, и смотрели молча в потолок. Я старался ни о чём важном не думать, только слушал её ровное дыхание. Потом Брелок медленно села, обернула пледом бёдра, оставив грудь открытой. Подвинула ближе бокалы и фрукты, открыла бутылку вина, шурша пробкой с фольгой.
— Я бы сейчас водки лучше бахнул, — сказал я, усаживая себя по-турецки, не стесняясь наготы перед своей девушкой.
— Водки ты можешь когда угодно бахнуть, — Ника подала мне полный на половину бокал красного вина, — а для романтичного вечера подойдет вино. Надо было еще гитару Стёпкину захватить…
— А зачем? — я сделал маленький глоток кисло-сладкого напитка, пожевал губами, оценивая вкус. — Я всё равно на ней бренчать не умею, да и ты, кажется, тоже.
— Ну во-о-от, — притворно печально протянула Брелок, прислонившись к моему плечу, — а я надеялась, что ты мне серенады под гитару споёшь!
— Спеть я тебе и так могу, а капеллой, — оторвав с тонкой веточки продолговатую изумрудную виноградину, я закинул её в рот, и добавил с усмешкой, — только не факт, что тебе понравится!
— Почему это?
— В детстве соседка, учительница музыки, по просьбе бабушки пыталась научить меня игре на пианино. Я смог с трудом сыграть только «В траве сидел кузнечик». Соседка вынесла вердикт, что мне медведь все уши оттоптал, и что музыка — это совершенно не моё! — я рассмеялся, потянувшись еще раз за виноградом. Остановился на полпути, опустил руку. Вдруг понял кое-что, и стало очень неловко. Брелок заметила перемену моего настроение. Приподнялась, озабоченно глядя мне в глаза. — Блин, Ника… Я внезапно осознал, что мы друг о друге почти ничего не знаем. Только так, в рамках Зоны. Что я наёмник-отморозок, а ты верна своему «Монолиту»… Так, это надо исправить!
Я поёрзал на матрасе, устраиваясь удобней, выпрямил спину. Взял Веронику за руку, крепко пожал её с излишне деловым видом, отчего девушка расхохоталась.
— Позвольте представиться, — начал я наигранно серьёзно, — Петров Игорь Владимирович! Тридцать два года, родом из города Шахты, Ростовская область. Батя у меня военный, часто мотался по командировкам, так что воспитанием занимались фактически бабушка с дедом. Мать я потерял в шесть лет, умерла она от пневмонии. В школе учился еле как, общался с не очень хорошими ребятами. В классе седьмом бате надоели мои закидоны, и он отправил меня в суворовское училище. Там из меня дурь вытрясли. Потом была армия и служба по контракту…
Сначала Брелок слушала меня с весёлой улыбкой, не воспринимая рассказ всерьёз, но постепенно улыбка её сползала. Взгляд даже печальным показался, хотя девушка слушала меня с неподдельным интересом.
— Успел повоевать на Кавказе в восьмом году. Там познакомился с группой наёмников, ну и чего-то решил примкнуть к ним. Прельстило, что они деньги неплохие зарабатывали. Побывал с ними в Афганистане и Сирии. Потом вот перебрались мы в Зону и здесь я уже четыре с лишним года кукую. С перерывами, конечно! У меня квартирка есть недалеко от Периметра, чтоб за сто вёрст не мотаться. На Родину иногда приезжаю, чтоб с родными повидаться. Вот… Вроде больше ничего интересного про себя рассказать не могу.