Я подняла взгляд на русоволосую полную жизни южанку, заметила, как она прибирается в и без того чистой комнате, поджимает губы и старается не смотреть на меня. Расстроена? Почти до слез. Это было странно. Ранее мы условились, что она не будет плакать ни при каких обстоятельствах и первым делом вызовет доктора, а не мою мать, если... если. Я поймала ее бегущий по предметам взгляд, вскинула бровь, но добилась лишь того, что она отвернулась. Значит, причина расстройства не во мне.
Полежав еще минуту, со вздохом я поднялась на локтях, откинулась на подушки, которые для меня тут же поправили и без лишних слов спросила:
- Тоя, что?
Она покачала головой, не находя слов. Вероятно, приличных.
- Тоя? – повторила я настойчиво. – Говори, как есть.
- Да там… - произнесла она и снова смолкла. Только рука в белой перчатке сжала ткань темно серого платья с красной оторочкой. – Там ваш брат опять… отличился! – бросила она брезгливо и поджала губы.
- Снова пьян? - Кивнула. – Пригласил к себе пышущих счастьем незнакомок? – Качнула головой, сглотнула. Н-да, в последний раз я видела ее такой испуганной когда Самюэль праздновал свое двадцати пятилетие и получение трастового фонда, который он до дна опустошил за три неполных года. – Привел друзей, - вздохнула я понятливо. – И ты постеснялась от их приставаний отбиться.
- Не постеснялась! – гордо заявила южанка и сникла. - Но как выяснилось этот наглый здоровяк не пьяница, а благородный. Хотя одно другому не помеха, но… - голос ее стих слившись с шелестом листьев за окном, - он ждет вас внизу.
Один из благородных привел брата с утра?
Забыв о лекарствах, о чае и карамельке, я едва не забыла о платье, но Тоя остановила меня. Утренний наряд, прическа из наспех собранной косы и ночные тапочки с опушкой, потому что под юбкой не видно, а любое промедление из-за поиска подходящих туфель, грозит увеличением проблем. Только бы не новый кредитор, только бы не обладатель расписки на последние наши сбережения!
Я спускалась вниз, перепрыгивая через ступеньки и перебарывая страх, что холодным комом упал в желудок, перетек в живот. И тем удивительнее было столкнуться в холле дома с верным охранником принца. Его почти тенью, правой рукой.
- Баронет Авери?
Я остановилась в паре шагов от по-простому одетого великана, гордо носившего прозвище Оскал. Получив его в боях за устрашающую гримасу злобы, он в мирное время столь редко улыбался, что к Оскалу само собой добавилось слово Мрачный.
- Графиня Дега, - поприветствовал баронет присущим светскому обществу поклоном, хотя мог и обойтись кивком головы. – У вашей прислуги отличный удар! Кто ставил?
- Мой брат.
- Вероятно есть в нем что-то хорошее, - взгляд Авери скользнул вверх по лестнице, в направлении братских комнат, прищурился напугав кого-то отскочившего от перил, и вновь вернулся ко мне. - Что ж, рад был повидать. Теперь поспешу.
С очередным поклоном гость пренебрегая услугами дворецкого сам взялся за дверную ручку и повернул ее, намереваясь выйти.
- И это все? Все ради чего вы ждали? – не могла я не спросить.
- Мне приказали увидеть вас, удостовериться в вашем благополучии и передать наилучшие пожелания от его высочества.
Обескураженная таким ответом я осталась стоять посреди холла, одолеваемая смутными предположениями и суматошными мыслями. Я еще не знала, что Мрачный оскал станет нашим ежедневным утренним гостем и еще одним поворотным моментом в моей судьбе.
Таким же ежедневным утренним гостем было недовольство матери. С недавних пор она вновь начала спускаться к завтраку, однако гнетущую атмосферу в доме это нисколько не улучшало. Первым делом мадам Дега ревностным взглядом проходилась по слугам в поисках растрепавшихся волос, расстегнутых пуговиц и мятых складок, презрительно фыркала, если не находила жертву в вышколенном строю, и начинала раскритиковывать завтрак. Вчера ей не понравились блины с сыром, позавчера ягоды в шоколаде, а сегодня запах спиртного от сына, который она приписала дворецкому.
- От вас несет выпивкой Дарид, - обвинительно бросила она, едва наш верный слуга вручил мне утреннюю корреспонденцию. Среди газет он аккуратно заложил срочное письмо из дворца и только поэтому посмел прервать господский завтрак.
Услышав упрек, он скосил взгляд на подпиравшего больную голову Самюэля, сидевшего напротив матери, а не рядом, следовательно, оттуда извергавшего зловонные пары. Дворецкий сдержал раздосадованный вздох и стойко принял удар: