- Прошу прощения, мадам. Я инспектировал бар в главном кабинете. И найдя его опустошенным, - пауза она же намек, - решил освободить от стекла. Возможно, пролил несколько капель на себя.
Сложно представить, чтобы столь сильный запах давали пролитые капли, но матушку это успокоило.
- Впредь будьте осторожнее.
- Всенепременно, мадам. Разрешите откланяться.
- Да, - бросила она. – И унесите газеты. Они не должны омрачать прием пищи.
Действительно, дабы у присутствующих не случилось язвы, бумажный омрачитель мы уберем, а живой и все критикующий оставим.
Клевер пятилистник 2.2
Я незаметно спрятала конверт. Придвинула ближе чашку, но так и не сумела сделать глотка. Пусть титул графа после казни отца и безвольного падения брата и перешел ко мне, я не желала, чтобы мама теряла силу духа. Хоть теперь она лишь мадам Дега, но здесь, в этом доме, ей достается высшая степень уважения и послушания. Это был хороший ход, жаль, теперь мне приходилось быть предусмотрительнее в тройне.
Вести дела, удерживать брата от похождений и не оскорблять своими решениями мать с каждым днем становилось все сложнее, а с появлением болезни вовсе немыслимо. Чтобы не добавлять волнений родным, я не рассказала об отпущенном мне сроке и теперь пожинала плоды.
- Вновь витаешь в облаках, Трианон. О чем ты думаешь, позволь узнать?
- О вчерашнем дне.
- Ты выезжала, - вспомнила матушка и не особо интересуясь спросила: - Что видела в центре?
- Я была за пределами главных улиц.
- Среди простых людей? – она брезгливо скривила губы, словно в последние полгода ее окружали не верные слуги, а десятки высокородных господ. Словно знатные дамы еще зовут ее на музыкальные вечера, а подруги из королевского фонда на посиделки за сплетнями и чаем.
На самом деле я была намного дальше не то что главных, дальше второстепенных и малых улиц, я была дальше жилых трущоб и не собиралась говорить о том.
- Как ты могла? Тебе, обладательнице графского титула, не престало спускаться до этих низин.
Холодная усмешка коснулась моих губ. Говорить ли, что если я опустилась до низин, то брат, наоборот, поднимает «низы» до нас. Или она допускает, что женские стоны, выходящие за пределы его комнат, принадлежат исключительно Самюэлю. Под грузом сожалений прорываются сквозь стиснутые зубы в скорби по отцу и проигранному богатству? Если так, то я удивлена, как меня еще не попросили вернуть титул ему.
- Тебе не стоит выезжать за пределы центра без видимых причин. Это может подорвать честь имени Дега…
Произнесено было так, словно есть еще чему подрываться.
– Помни, тебя не должны видеть со сомнительными личностями…
Жаль НЕ сомнительные не желают видеть нас.
- …или за непозволительными для графини действиями.
Из позволительного проклятия на голову неверного супруга, отказ от приема лекарств и нежелание видеть правду. Нам не вернуть утраченных позиций ни посредством моего замужества, ни женитьбой брата. И прежде чем матушка напомнит мне о мнении общества, я спросила, что рекомендовал ее личный доктор.
- Пить настойки и не тревожить тебя, - было ее ответом. - Но я не понимаю, чем я могу тебя тревожить, если тревожусь сама! - Я переживаю. Мне страшно. Я ночами не сплю. Все думаю, как выдать тебя замуж после двух сорвавшихся помолвок…
Двух? Так она знала о престарелом после?
- Уму непостижимо, тебе двадцать шесть!
Двадцать пять с половиной и до следующей даты я могу не дожить, но матушка уже забыла, что ее просили лишний раз меня не тревожить.
- Ты должна, слышишь, должна эту проблему решить! Обратись к принцу Гериху, получи право на посещение королевских балов…
Она еще говорила о выездах, которые мы не можем себе позволить, о драгоценностях, которые мне пришлось заложить, о платьях и аксессуарах от лучших портних, тех самых, что отвернулись от меня быстрее подруг. Мне еще памятен незавершенный заказ на траурные платья и краткая записка с просьбой впредь не обращаться к госпоже Либби, дабы не распугать ее клиенток. Один наряд был наспех сшитым, три других лишь раскроены и представляли собой стопку лоскутов из черного жаккарда.
Тоя расстроилась тогда до слез, а я не придала значения, ибо хуже прочих оказался даже не мастер обувщик, приславший мне лишь черные набойки, а пресвятой отец Ульго отказавшийся отпустить графу грехи. В кратчайшие сроки принять первый сан и зачитать долгую молитву пришлось нашему дворецкому. И пусть простят меня боги, но это был достойнейший из их служителей.