Он говорил окая, с приятным волжским акцентом.
— А дальше? — спросил Бибиков.
— Дальше совсем просто, — сказал Громов. — Владимир Кириллович ждет нас с санками во дворе напротив. Теплая одежда и паспорта при нем. Поезд отходит через час.
— А как же надзиратели?
— Нас хватятся только к утру… Ну, с Богом?
Бибиков кивнул. "Можно только позавидовать его деловитости и спокойствию", — подумал он. Громов выглянул в дверь и сделал ему знак приблизиться.
— Пора.
Они быстро вышли и свернули налево. Окно было расположено высоко, как и все окна в тюрьме, но рядом стоял табурет, на котором по ночам отдыхали надзиратели. Громов легко вскочил на него, несколько резких рывков — и решетка заскрежетала.
В коридор ворвался ветер, в черном квадрате окна засерело обложенное тучами небо. Шел снег.
Громов подтянулся и сел на подоконник.
— Давайте руку, — буднично сказал он…
Впоследствии об этом побеге напишут так: "Дерзкое предприятие. Несколько дней тому назад из Дома предварительного заключения, считающегося образцовой тюрьмой, попечителем которой является дамский тюремный комитет под председательством ее высочества принцессы Ольденбургской, бежали два опасных государственных преступника. Усыпив стражу и выставив решетку, они спустились на Шпалерную улицу, где их уже ожидали сообщники. Бежавшие скрылись в неизвестном направлении. Узнав о случившемся, шеф жандармов генерал-адъютант Мезенцов сказал: "Вот плоды нашего легкомыслия и либерализма!" С этим его замечанием трудно не согласиться. Сейчас, когда вся Россия, объятая верноподданическими чувствами, занята благородной мыслью об освобождении славян, кучка фразеров и пропагаторов, разгуливая на свободе, порочит святое дело!.."
Представ перед высоким жандармским начальством, бедный Савва лишился сознания. Когда его откачали, он повалился на колени и, повторяя: "бес попутал, бес попутал", в подробностях рассказал о знакомстве с Крайневым и о записочках, которые тот передавал через него Громову и Бибикову. Умолчал он лишь о пяти червонцах, полученных от Владимира Кирилловича за оказанную услугу.
Евлампия Сидоровича тоже притянули к ответу. Но тот не смог добавить ничего существенного, изумленно хлопал глазами и шмыгал носом.
Редактор газеты, в которой сотрудничал Крайнев, Федор Данилович Крутиков, или попросту Федот, глубокомысленно сказал: "А он казался мне порядочным человеком".
Дамы из общества были шокированы, а читатели воскресных приложений искренне сокрушались: "Как же теперь с обещанным фельетоном?" Со следующего месяца подписка на газету резко упала.
Беглецы же тем временем проехали Жмеринку и приближались к Одессе. Все путешествие, продуманное до мелочей, проходило без каких-либо происшествий.
Крайнев почти всю дорогу спал, а Бибиков с Громовым и почтенным господином из почтового ведомства, оказавшимся четвертым в купе мужского отделения, играли в карты. Бибиков и Громов поочередно снимали банк; почтовый служащий нервничал и, несмотря на холодную погоду, обливался потом.
Как выяснилось, он ехал с важным письмом от председателя Петербургского Славянского комитета князя Васильчикова в Кишинев, где в скором времени должно ожидать важного события.
В Одессе их встречали, и через час, утомленные и счастливые, они уже сидели за столом и ели щедро сдобренные сметаной украинские галушки.
Вечером их повели в какое-то собрание, где все люди были свои, пожимали им руки и поздравляли со счастливым прибытием.
Крайнев был очень смущен и тушевался, но Громов, кажется, даже гордился произведенным впечатлением. Бибиков искал глазами знакомые лица — и, в самом деле, нашлись двое молодых людей, с которыми он когда-то был накоротке.
Засиделись допоздна. Когда уже все расходились, дверь отворилась и в комнату вошел Дымов. Увидев Бибикова, он растерялся, но был тут же заключен в объятия.
Бибиков был искренне рад, что молодой человек избежал ареста; Дымов рассказал о своих мытарствах.
"Тимофей погиб, — сказал Степан Орестович. — Он бросился в лестничный пролет. Это ужасно".
Близость Бибикова, его искренность и неподдельная радость и волновали, и тревожили Дымова. Оказавшись в Одессе, он многое передумал, и прошлое казалось ему сейчас трагической ошибкой.
Бибиков словно прочел его мысли.
— Тимофей был обречен, — сказал он. — Я понял это сразу. Надеюсь, случившееся послужит для вас хорошим уроком?
— Я пытался предупредить вас, но было уже поздно…
Бибиков кивнул.
— Не копайтесь, не надо, — сказал он. — Будем работать, Надеюсь, одесские товарищи…