— Простите, мадам, — сказал он, — если я вас обидел какой-нибудь неосторожностью. Но мое отношение к вашей дочери столь искренно и нежно, что я не счел возможным давать волю слухам и сплетням и откладывать решение своей судьбы на неопределенный срок. Мне хотелось бы сегодня же услышать ваше решение…
Столь категорическое заявление вызвало целую бурю: если до этого княгиня плакала тихо и в платочек, то теперь она откинулась на спинку кресла и залилась такими слезами, что граф смешался окончательно.
— Да скажите, что же, в конце концов, происходит в этом доме? — воскликнул он и, подняв глаза, замер с открытым ртом: в дверях напротив стояла юная Бек-Назарова. Она была так же прекрасна, как и всегда; как и всегда, лучились ее большие глаза, подчеркнутые черными стрелами бровей; как всегда, по упругим щечкам разливался очаровательный румянец и так мило подчеркивали их упругость нежные ямочки; как всегда, высокая прическа украшала ее маленькую восхитительную головку; как всегда… но, боже, что на ней за наряд, какое безвкусное коричневое платье, и этот полосатый фартук из бумажной ткани!..
— Да вы с ума сошли! — все поняв, вскочил со своего кресла граф и бросился к княжне. — Зачем? Зачем вам, такой молодой и прекрасной, этот грубый наряд сестры милосердия?! Не верю, не могу поверить, — говорил он в отчаянии. — Да знаете ли вы, наивное дитя, какие вас ожидают испытания?!
— Казалось, она уже была готова ко всему, и поэтому крики графа не произвели на нее ни малейшего впечатления.
— Объясните хоть вы ей, на какое она себя обрекает безумие, — пролепетал подскочивший сбоку старичок с синей лентой через плечо.
— Ах, оставьте меня в покое, дядя, — сказала Бек-Назарова и прошла к столу.
— Да вы просто бессердечны! — воскликнул граф. — Взгляните на вашу матушку, проникнитесь ее мольбами, пожалейте ее, наконец.
Бек-Назарова как-то нехорошо усмехнулась и ничего ему не ответила: казалось, мысли ее витали далеко отсюда.
— Не старайтесь, граф, это бесполезно, — сказала, вытирая платочком слезы, Бек-Назарова-старшая. — И ты, Серж, перестань, — обратилась она к старичку. — Удивляюсь только, какую я вырастила бессердечную и черствую дочь.
— Мама! — оборвала ее Бек-Назарова, вспыхнув.
Но княгиня продолжала:
— Надеюсь, теперь вы понимаете, любезный Иван Семенович, почему я не нашлась ответить на ваш вопрос.
Граф удрученно склонил лысеющую голову.
— Это случилось всего три дня назад, — продолжала княгиня. — Уверена, что решение принято не самостоятельно, что дочь мою подучили, пользуясь ее добротой и мягкосердечием. Но каковы подруги — ведь ни одна из них не приняла на себя столь тяжкий крест!..
— Неправда, мама, — сказала Бек-Назарова. — Кэти тоже едет, и сегодня мы должны с ней встретиться на вокзале…
— Как на вокзале? — вскрикнули все вместе.
— Мой поезд отходит через час, — сказала княжна.
— Боже, как это жестоко! — воскликнула мать. — У нас даже нет возможности по-человечески проститься!
Граф подошел и взял Бек-Назарову за руку. Рука ее была безжизненна. "Она раскаивается!" — с надеждой подумал он.
— Послушайте, Мари, — проговорил граф примирительным тоном, — послушайте меня как человека, который не только старше вас по возрасту. Мой жизненный опыт велик. Я дрался на Малаховом кургане под командой Нахимова. Я видел кровь и знаю, что это такое. Вы наслушались здешних крикунов, славянофилов и прочих тыловых крыс. Красивые фразы, громкие слова! А на самом деле? Грубая пища, гной, стоны, ночи без сна. И наконец вас просто могут убить, хоть это-то вы понимаете?
— Меня не убьют, меня не могут убить, — сухими губами пролепетала Бек-Назарова. Казалось, последние слова Ивана Семеновича произвели на нее впечатление. — Нет, меня не должны убить, — повторила она, задумавшись.
— Что за глупости, — вмешался в разговор Серж, — и кто это тебе сказал? Пуля — дура, кусочек свинца — и только…
Старая княгиня снова ударилась в истерику, и старичок принялся ее успокаивать…
"Мир обезумел, — сказал себе граф. — И если под турецкие бомбы и ятаганы отправляются такие прекрасные женщины…"
В тот же день он явился в Главный штаб и потребовал, чтобы его направили в действующую армию на любую должность и в каком угодно звании.
Ему отказали.
Тогда, будучи человеком упрямым и отчаянным храбрецом, он пробился к Милютину, который хорошо знал его по старой службе.